Забайкальский фольклор

Albert

Wings,

А отсканировать сборник песен, как нибудь, да разместить здесь, возможно?

Shestakov

Вот пример, как песни приходят в народ.
Полностью статью "Вслед за песней" см. http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/2218/

Байрон... в Акатуе

В рабочем поселке Алекзавод, как именуется теперь бывший Александровский каторжный завод, я записывал у ветеранов гражданской войны песни о волочаевских боях и уссурийских походах. Расставаясь с Алекзаводом, заглянул в местный Дом-музей Н. Чернышевского расспросить хранителя, в каких окрестных забайкальских селениях можно послушать народные песни. Среди прочих пунктов был упомянут Акатуй. Сердце мое учащенно забилось.

— Далеко ли до Акатуя? — спросил я.

— Да часа полтора езды.

Акатуй... С детства, когда я дискантом подтягивал взрослым: «Долго я тяжкие цепи носил, долго бродил я в горах Акатуя...», он был для меня загадочным и таинственным.

К Акатую ведут две дороги — современная шоссейная и старинная «секретная», по которой вели каторжан. Я выбрал последнюю. Это была скорее широкая тропа. Слева возвышались голые сопки, справа простиралась долина мелководного Газимура. Суровый и неприветливый пейзаж. «Каторгой каторг» называли здешние места. По этой дороге по предписанию царя некогда провезли декабриста Михаила Сергеевича Лунина, трагически погибшего в каменном мешке акатуйского острога. Припомнились строки из «Евгения Онегина»:

Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры...

Это был блестящий кавалергард, человек высокой культуры, кристальной честности, несгибаемой воли. Он знал несколько языков, хорошо владел пером и кистью, слыл незаурядным музыкантом. О нем писали А. Дюма, Сен-Симон, П. Вяземский, А. Герцен. Его личностью интересовались Л. Толстой и Ф. Достоевский.

Один из немногих декабристов, он и на каторге продолжал борьбу с самодержавием, окольными путями пересылая своей сестре Е. Уваровой политические памфлеты, чтобы их распространить в России. Одна из рукописей попала к Николаю I, и участь Лунина была решена: он был тайно умерщвлен.

У въезда в поселок Акатуй шофер притормозил у высокой сопки, на которой виднелось кладбище. За железной оградой зеленый холмик. На медной плите выгравировано: «Любимому брату М. С. Лунину от любящей сестры Е. С. Уваровой».

Договорившись о встрече со знатоками местных песен, я отправился знакомиться с Акатуем. Рабочий поселок разбросан по берегам Газимура меж отлогих сопок. Рудник работает и поныне, но от каторжных времен и следов не осталось. Только мрачные темно-серые стены бывшей тюрьмы свидетельствовали о трагической участи ее узников.

...В рудничном Доме, культуры собрались пенсионеры, любители хорового пения.

Я заговорил о местных песнях.

— У нас они шибко горестные, такой уж у нас беспокойный край,— сказала Агафья Антоновна Шестакова.— Встарь сюда каторжников в кандалах водили. Редкие выживали — или сам помрет, или замучат. Поди-ко, видели могилку Лунина Михаила Сергеевича? Он сидеть-то сидел, а царю не, поддавался и милости не просил. Вот и придушили. А песня его осталась.

— Какая песня? — ухватился я, предчувствуя находку.

— Нин, твоя песня, запевай,— ласково тронула она плечо подруги Нины Ивановны Чипизубовой, и та, прокашляв голос, запела:

Отцовский дом спокинул, мальчик, я.
Травой он за-ой, зарастет.
Собачка ве-ох, верная моя
Залает у-ой, у ворот...

Песню эту я знал. Впервые записал ее у донских казаков. В текстах дончаков и акатуйцев большое расхождение, и мелодии разные, но стихи я узнал. В станице Ярыженской на Бузулуке казаки пели:

Проснется день красы моей,
Украсит белый свет.
Увижу море, небеса,
А родины моей уж нет.
Как провожал меня отец,
Не мог слезу сдержать.
Пока не возвернуся я,
Лить будет слезы мать...

Уже тогда меня как-то стукнуло: а не литературного ли происхождения песня? Стал расспрашивать, откуда она, и рассказали мне, что в старину будто пел ее перед расстрелом за какую-то провинность казачий офицер. Конвоирам понравилась, и они принесли ее в станицу. Это еще более укрепило меня в мысли, что стихи принадлежат поэту — офицер, как человек образованный, несомненно, был знаком с книжной поэзией. И не ошибся. Спустя время, перечитывая Байрона, я обнаружил, что в основе песни — монолог пажа из поэмы «Паломничество Чайльд Гарольда».

Проснется день; его краса
Утешит божий свет;
Увижу море, небеса,—
Отцовский дом покинул я.
Травой он зарастет,
Собака верная моя
Выть станет у ворот...

Байрон... в Акатуе. Какими судьбами оказались его стихи в каторжном крае? Местные жители твердо приписывают песню Михаилу Сергеевичу Лунину. Скорее всего это так.

В русском обществе Байрон был особенно популярен в 20—30-е годы прошлого века. Лунин, как передовой человек того времени, несомненно, знал творчество Байрона, был близок с его первым переводчиком И. И. Козловым. Английский поэт уехал в Грецию сражаться за свободу, русский офицер Лунин намеревался отправиться в Латинскую Америку к Симону Боливару...

Могут спросить: а не мог ли кто-нибудь из других узников оставить песню в Акатуе? Вряд ли. Кроме Лунина, декабристов здесь не было. И потом, кто другой мог в Акатуе сочинить мелодию к стихам великого поэта? Только Лунин, одаренный музыкант.

Осчастливленный драгоценной находкой, покидал я Дом культуры. Михаил Сергеевич Лунин знал, что в каменном мешке Акатуя он погребен заживо, что родины он уже не, увидит. Как и Байрон, покинувших берега своей отчизны.

Песня объединила для потомков их имена.

Н. Золотов

Wings

taiohara,
впервые слышу о популярности именно этой песенки в казачьей среде!

Wings

Albert,
Да я собствеено и начал это делать. Все, как положено с самого начала - с предисловия. продолжение следует

Shestakov,
Михаил Викторович, спасибо! как ни как, Акатуй - моя родина!
Песня достаточно известная: зафиксирована не только в Забайкалье, но и в Вологде, по Волге вплоть до Астрахани, в Оренбуржье.
Козлов перевел 13-й строфу 1-й песни поэмы Байрона "Паломничество
Чайльд-Гарольда" в 1824, а опубликована она была в альманахе Северные цветы на 1825 год.. ("Good night. Добрая ночь").
Интересно отследить, кто же все-таки автор музыки...

Wings

Отдел 1
ПЕСНИ ВОЕННЫЕ
по старшинству и периодам развития Забайкальского казачьего войска

1. Завоевание Амура
На границе мы стояли,
Ни о чем не горевали.
Одного стали желать –
За границей погулять.
Воспоследовал указ
Во поход отправить нас.
Во походик нам идти
До Амура до реки.
На Амуре мы стояли,
Перевозики снимали,
Перевозики снимали,
Свои ружья заряжали,
Наши ружья загремели,
За Амур пули летели.
Ночка на землю спускалась,
Вражья сила разбегалась.

2. Из времен графа Муравьева
Что не буря зашумела
Во сыром бору зимой,
Весть в станицах пролетела -
Во поход идти весной.
Во поход идти сотнями,
Победить иль умереть.
Ружья с добрыми кремнями,
Шашки острые иметь.
Под начальством Муравьева
Лестно будет умереть.
Скажет он нам два-три слова,
Шашки вон — и марш на смерть!

Wings

3. Песня про поход казаков на Амур в 1852 году

По бригаде был приказ:
Собирать в поход всех нас.
Как узнали про походы,
Много шли в Амур охотой.
В батальон нас собирали,
Амуницией снабжали,
Выдавали топоры,
Отправляли на Боты.
Во Ботах когда мы жили,
Все ученья проходили,
А как кончили ученье -
Нас на Шилку на плоченье.
Лодки, баржи нагружали,
Вниз по Шилке отправляли.
Плыли ночи, плыли дни,
Наплывали на мели.
С мелей баржи мы снимали,
Свою участь проклинали.
Айгун-город проплывали,
В Хабаровку попадали.
Муравьев отдал приказ
Отправлять в де-Кастру нас.
Мы в де-Кастру приплывали,
Ко бережку приставали,
Ко бережку приставали,
Ко кустам плоты вязали.
Как на берег выходили,
Белы ручки опустили,
Стали думать да гадать,
Как просеки прорубать.
Мы просеки прорубали,
Себе лагери смекали.
Летом лагерем стояли,
Все ученьем донимали.
Как морозы подошли,
Жить в землянки перешли.
Как-то раз мы ночью спали,
Вдруг тревогу услыхали:
Часовой у нас стоял,
Корабль в море увидал,
Корабль в море увидал,
Есаулу весть подал.
Есаул, наш господин,
По землянкам проходил,
К нам в землянку забежал,
Бить тревогу приказал.
Мы с постелей повскакали,
Патронташ, ружье хватали,
На улицу выбегали,
Построенье выполняли.
Мы на берег прибегали
Во окопы залегали.
Есаул, наш командир,
Нам тихонько говорил:
«Полежим, братцы, потише,
Подождем шельму поближе».
Мы в охоту попалили,
Много силы повалили,
Бомбы, ядра землю рвут,
Нас и страхи не берут,
Летят пули и картечь,
А мы им идем навстречь.

Wings

Эта песня интересна тем, что здесь указан автор - казак Шемякин. Жаль, без имени.

4. Закачались горы, долы,
Потряслась сыра-земля.
К нам приходят скоры вести:
Не стоять нам здесь на месте—
Только выпадет порошка',
Нам в Иркутск идти дорожкой.
Во Иркутск мы шли лесами,
Небо было лишь над нами.
А когда пришли мы к морю,
Навалилось на нас горе,
Печаль-горе устрашало.
Нас волною укачало.
Переправившись Байкал,
Тут свет каждый увидал.
Над рекою Ангарой
Стоит лагерь пребольшой.
Мы во лагерях стояли,
Во наряды выступали,
Только выступим в наряд,
На нас люди все глядят.
Как-то раз к нам невзначай
Граф Милютин приезжал,
Граф Милютин приезжал,
Благодарность отдавал:
«Уж вы здравствуйте, ребята,
Моего полка казаки!
Покажите стрельбу, бой,
А покончив, марш домой».
(Составил казак Шемякин)

Wings

5. Полно, братцы, нам крушиться,
Перестанем горевать,
Лучше станем веселиться,
Станем песни распевать.
Запоем мы, братцы, песню
Про казачье про житье,
Вспомним, братцы, этой песней,
С нами было что давно:
Как мы жили, веселились
За Аргунью за, рекой,
Летом в лагерь становились,
Зимой — в фанзы на постой.
Раз приехал как-то летом
Наш любимый генерал,
И спросил: «Как вам, ребята,
Жизнь походна не трудна ль?»
— Мы походами ходили,
Словно побыли в гостях.
Много крови мы пролили
Под Албазином в степях.

Wings

6.
Грянем, братцы, удалую
Песню новую свою,
Вспомним дедов жизнь былую,
Станем весело в строю.
Забайкальские казаки
Сдревле были молодцы,
Пусть про нас промчится слава:
«Мы такие удальцы!»
Пики остры, пули метки,
Шашки вденем на бедро,
Кони добры, сбруя крепка -
Мы ручаемся за все.
Генералы, отцы наши,
Нам укажут, как служить,
С ними мы всегда готовы
Свои головы сложить,
С ними мы всегда готовы,
С ними служба весела,
С ними служба весела,
С ними смерть нам не страшна.

Wings

7.
Молодцам-казакам
Не о чем тужить,
С командиром-хватом
Любо, братцы, жить!
Он за дело хвалит,
За худое бьет,
Его не обманет
Сам рогатый черт.
Выйдем на ученье —
Повторим зады,
А пред перекличкой
Трем песком штыки,
Берем амуничку,
Чистим сапоги
И наводим глянец
Пробкой на ремни.

Wings

8.
Ой, нам весело жить,
Теперь не о чем тужить,
Нам, казакам молодым,
Забайкальцам удалым!
Только вся наша беда—
Летом в лагерях стоять,
Поутру рано вставать,
На ученье выступать.
Нам ученье ничего,
Только пешим тяжело:
Стой все прямо, гляди браво,
Шашкой делай хорошо.
Одеваемся мы чисто
И гуляем весело.
Нам сударушки знакомы,
Завсегда в гости зовут,
Завсегда в гости зовут,
Сладко потчивают.

Wings

Этакое предисловие: следующая песня из этого отдела - самая длинная из известных мне песен вообще. 220 строк! Интересно, занесена ли она в какую ни то книгу рекордов?
У песни целых три автора, а кроме того - это бесценный кладезь для изучающих историю забайкальского казачества.

Авторов можно будет вычислить с большой долей вероятности, как только появятся какие ни то списки пеших батальонов. Год известен, только троицу друзей найти.

Wings

9. Песня молодых казаков пеших батальонов,
отправлявшихся в Читу в 1893 году
Мы ребята молодые,
Раскрасавцы удалые,
Просто молодцы!
По станицам мы живали,
Красных девушек ласкали,
Милых завели.
Долго с милыми гуляли
И вечорки посещали,
Вдруг нам на беду
По станицам отдавали
Приказанье, собирали
Нас — идти в Читу.
Мы со всеми распростились,
В путь-дороженьку пустились
С Богом в добрый час.
Проводить нас все желали,
Много слез все проливали,
Все жалели нас.
Шли до Нерчинска мы вольно,
Дневок делали довольно,
Чтобы отдохнуть.
Мы во Нерчинск приходили,
Товарищей находили.
Тоже идут в путь.
Мы по Нерчинску ходили,
Все в харчевку заходили,
Кто поесть хотел.
Тут мы ночку ночевали,
А назавтра нас погнали
Прямо всех в отдел.
Атаман тогда отдела
Задавал нам много дела:
«Ранцы скидавать!»
Ну, мы ранцы скидавали,
Все из ранцев вынимали,
Чтобы показать.
Из отдела вдруг выходит
И глазами всех обводит -
Это атаман.
Смотрит ранцы и рубашки,
Мундир, брюки и фуражки
Просто наповал.
Долго время мы стояли,
Приказанья ожидали,
Как бы разойтись.
Наконец нам разрешили,
По квартирам распустили
Ночку ночевать.
Другу ночку ночевали,
А назавтра нас погнали
В город во Читу.
Все пошли мы в путь-дорожку,
Продвигались понемножку
В матку-Ингоду.
И пошли тогда потехи,
От печали все утехи,
Игры поднялись:
Бабки, карты загремели,
Орлы кверху полетели,
Пьяны напились.
В Читу-город приводили,
К арсеналу становили,
Выстроили тут.
Казаки стары узнали,
Из казарм повыбегали,
Становились в круг.
Во кружке они стояли,
Промеж себя толковали:
«Как бы подойти?!»
Долго время мы стояли
И кого-то ожидали,
Вдруг глядим — летит,
Летит всадник, конь вороный,
Сам сидит на нем героем,
Сабелькой гремит.
Прибежал он очень скоро,
Прокричал: «Братцы, здорово!»
Несколько разов.
Мы не знали, как ответить,
Как начальника приветить,
Голос наш дрогнул.
Наконец мы закричали,
«Благородьем» называли
(Не знали титул).
Нас претензию спросили,
Но мы так заголосили,
Что поднялся гул.
В один голос заревели,
Что обид мы не имели
Вовсе никаких.
Командиры подходили,
Нас на сотенки разбили,
Добрых молодцов.
Те казаки, те счастливы,
Что к Гудкову угодили,—
Бравый командир!
Нас в казармы загоняют,
А тут доктор ожидает
Осмотр произвесть.
А осмотр тот был телесный,
И такой, братцы, чудесный:
Все тут наголе.
После осмотра всю сотню
Повели нашу в Засопку,
Там квартировать.
Нас в Засопку приводили,
По квартирам становили
В каждой во избе.
К нам урядники ходили
И порядки наводили:
Как держать ружье,
Волоса чтоб были гладки,
И одежда вся в порядке,
Ранец и белье.
Чтоб по улицам ходили,
Шуму, драк не заводили,
Карточной игры.
Стары встречу попадали,
Чтобы честь им отдавали
Правою рукой.
Нас на площадь выгоняли,
Обучать нас начинали
Всех по одному.
По приемам нас учили,
Как вертеться научили.
Любо самому.
По приемам стали школить
И с ружьем потом знакомить:
Как брать на плечо,
А с плеча уж ружье вольно.
Прошло времечко довольно.
Попривыкли мы.
Батальонный не зевает,
Лагерь строить затевает
Про наше житье:
Казаков тут назначает,
В лес дремучий отправляет
Прямо на житье.
Казаки в лесу все жили,
Лес на лагери рубили,
А потом — сплавлять.
Много лесу приплавляли,
Нашу сотню выгоняли
Из воды таскать.
А как бревнушки таскали,
Так от холода скакали
Прямо на песок.
Вода холодна нам не в моду:
Просто силой гонят в воду
Стары казаки.
Работать еще бы нужно,
Да пора идти на ужин,
А потом — расчет.
А как пайки получили,
По похлёбку отвалили
Целою толпой.
Повар всех нас тут ругает,
Сам похлебку наливает
Каждому в котел.
А с похлебкою такою,
С луком, перцем и крупою,
Не всякий знаком.
Мы похлебки нажралися,
По квартирам разбрелися
Все по одному.
А назавтра сбор играют
И опять нас посылают
Бревнушки таскать.
Мы бревешечки таскали
И на том месте собрали,
Где баракам быть.
Собрались мастеровые,
Казаки нестроевые,
Начали рубить.
Под горой стоят стропилы,
Там пилят в четыре пилы
Плахи для барак.
Пилят, словно как машины,
Чтобы выпилить аршины—
Выполнить урок.
Мы таскать не успевали,
Прочьи сотни пригоняли
Нашей помогать.
К батальону мы таскали
И казенный шаг узнали,
Словно кладенцы'.
Шаг за шагом выступали,
Раз по десять отдыхали
Мы до лагерей.
Казаки стары ругали,
Отдыхать нам не давали,
Гнали поскорей.
Так мы этот лес носили,
Что одежду износили
Просто в лоскутки.
Нам учебный сбор наскучил,
Тут еще идет Анучин
Смотр производить!
Хоть с работами учились,
На смотру мы отличились
Очень хорошо.
После смотра попустились,
И работы прекратились —
Чудное житье!
Ни печали, ни работы,
Никакой нету заботы,
Только знай гуляй.
Кто играет, кто бушует,
Кто орехами торгует
Для пользы своей.
Сапогами кто бросатся,
Никого не опасатся.
Волюшка для всех.
Мы ж в деревню уходили,
Там гулянки заводили,
Просто пир горой!
А в деревне бабы милы,
Казаков они любили
Все наперебой.
(Составили казаки: Николай Козулин, Большаков, Сараев)

Albert

Wings,

Такой вопрос, а "именные" песни в сборнике есть? Ну, например как "Мациевский генерал", меня уже давно снедает любопытство, что за песни были посвящены Реннекампфу.

Wings