Обо всём. Что вижу, о том и пою... Эссе (автор: Седой)

Седой

Решил выложить, после долгого молчания...

Девушка по сопровождению...

Зима 1997 года.

В звенящем битым стеклом воздухе, дрожат озябшие звёзды. Сегодня им даже не укутаться в в серую вату облаков, настолько прозрачно ночное небо.
Старая проститутка Флори ковыляет к открытому окну нашей машины. Я пускаю дым в окно, свесив наружу закалевшую руку с сигаретой.
Кошусь на Флори в боковое зеркало - левой рукой она прижимает к тощей заднице подушку.

Мы сидим в промышленном районе, удалённом от жилых мест на добрый десяток километров. Каждый вечер, с наступлением темноты, редкие сторожа прячутся в будки, под защитный свет фонарей. И тогда по району гарцуют вольные сыны пустынь, сменившие верблюдов на шустрые тендеры "Субару". Время от времени за ними гоняются патрульные машины, изредка посылаемые сюда начальством. А чаще - непримиримые дружинники из Пограничной Охраны. Они напрямую защищают своё имущество и оттого злы и пристрастны к вольным всадникам.
Иногда в представлениях задействуют и нас - бригада сыскарей снимается с города и бросается на усмирение разбущевавшихся кочевников. Само собой, наше лихие, но редкие рейды наполнены содержанием. Два сыщика и добитая "Тойота" - арсенал полиции на десятки ночных квадратных километров.

- Привет Алечко! - вежливо начинает Флори, перемещая подушку с зада на живот.
- Привет, мадемуазель! Какими ветрами тебя сюда, из города?
- Жрать захочешь и куда не надо заберёшься...
Сочуственно киваю головой.
Напарник, недавно переведённый к нам из патруля, неловко вслушивается. Щурится непонятливо в узкие очки.
"Старой" Флори, с отвисшей таксиными ушами грудью, костлявой задницей, лет тридцать пять. Она непрочно покачивается на тонких ногах , сведя вовнутрь острые коленки. Топорщится на затылке паклевый пучок блондинистых редких волос. Сквозь черные ряды некрашенных корней желтеет кожа.
Флори улыбается провалом рта, обтянутого по краям тонкой резиной тёмных губ. Кажется, улыбнись она пошире - треснет на скулах бумага сухой смуглой кожи.
Инъекции героина - не эликсир жизни.
Я видел фотографии юной Флори. Сказать, что она была красива - просто ничего не сказать.
- Зачем тебе подушка, Флори?
- А ты б посидел на бетоне мёрзлом, не спрашивал бы. Клиентов мало, поневоле жопу заморозишь...
Она наклоняется ближе:
- Дай сегодня спокойно поработать.. И сигарету, если лишняя есть..
Выбиваю из пачки сигарету, Флори выщипывает её за кончик длинными щипцами ногтей.
Она из тех наркоманов, что честно "зарабатывают" свою суточную норму. Таких я не трогаю.
- Работай. Я здесь не из-за тебя.
Флори кивает и плетётся вниз к тусклому свету перекрёстка.
К ней подъезжает обшарпаный жёлтый тендер, один из верных бедуинских "коней". После кратких переговоров,тендер разворачивается и становится задом к нам. Оба бедуина залазят в будку, Флори следом за ними. Нас бедуины не видят, да скорее и не смотрят. После их гюльчатаек - Флори примадонна.
Через пару минут дверь будки распахивается пинком, прыгнувшая наружу Флори, размахивая руками, несётся ко мне:
- Алекс, это угон, машина краденная!..
Жму на газ. Притыкаюсь бампером к проёму.
Обалдевшие бедуины сидят в будке со штанами, спущенными до колен...

Григорьев

Александр, я рад что данная тема вновь обрела жизнь!
Так держать!!!

Седой

Григорьев

Честно говоря Денис, долго сомневался, выкладывать или нет. Но вот, рискнул...

Бабай

Саня, слов нет...Молодец.
Не писал я никогда, крайне редко для друзей близких , в застолье.Но с вашего позволения- подражание Хайаму, буквально несколько строк.
Понравиться , выложу еще...

Пускай спасут бессмертьем души,
Кто кубки за друзей осушит.
Навеки будет проклят тот,
Кто это правило нарушит.

Налейте терпкого вина!
Я пью-не в том моя вина.
Пусть в этом пьянстве безрассудном
Меня застанет седина.

Я кубок за верных друзей подниму.
За них я снесу и тюрьму и суму.
Но избежать и того и другого
Желаю я им и себе самому.

Меня любимая оставила, и где-то
Мои друзья рассеяны по свету.
Со мной лишь чаша полная вина-
Вернее у меня подруги нету...

Настроение как раз такое, пил бы - напился, но увы, уже давно не пьется...
а подруги оставляют иногда, се ля ви...

Седой

Бабай

Ну, Алексей, всё ж я дождался, пока ты опубликуешь и своё!

Давай и другие!

Бабай

Не стану спрашивать я: Быть или не быть?
Хочу я пить вино, красавицу любить.
Когда же смерть сожмет рукой костлявой,
Успеть последний кубок пригубить.

пускай мне милая безбожно изменяет,
я промолчу- она об этом знает.
когда я сам пред ней не без греха,
то с губ упрека слово не слетает.

Богач смакует лучшее вино,
Бедняк же хлещет откровенное г...,
Но оба будут пьяны непременно,
Так что, по сутим, это все равно.

АндрейСафонов

Бабай,
Алексей! Отлично!
Вот оно - русские рубаи.
Приедешь в гости - обязательно выпьем вина - под твои стихи.
Любимые и вправду бывают, что оставляют - но не известно - кому больше повезло.

Глядя с "белой завистью" на творчество участников сайта - всё время думаю - а чё я то такой бесталанный

.
А по правде - всегда радостно за людей.

Седой

АндрейСафонов

Я ознакомился с Лёшиными рубаи не в самый светлый период жизни. Ну ты знаешь, о чем я. Так вот, так они мне в душу запали своей точностью...
Всё ждал, пока он их опубликует.

И ты на себя не наговаривай. Есть у тебя талант, однако ты его раскрывать не хочешь. Мне б твою способность сказать так кратко, но ёмко, что потом и добавить нечего. Да и не куда.

АндрейСафонов

Седой,
Да - видно прошлый год был богат на сюрпризы для тебя, Александр, и для Алексея, хотя меня конец года тоже подколол

.

А мой талант -

. Нет, это я его не раскрывать не хочу, это я его сам найти не могу

. Помню - чё то вроде было, куда то я его клал

, а место запамятовал

. Ладно - если найду - сообщу- факт

.

Wings

Седой, Бабай,
Спасибо!

Бабай

Не проклинай судьбу напрасно.
Уверен я , что жизнь прекрасна.
Пусть тучей сдавлен небосвод-
Пройдет гроза- и снова ясно.

Не говори, что смертен я.
Не так уж зла судьба моя:
Когда весельем жизнь наполню,
Смерть не страшна мне ни ...(абсолютно)

Седой

К Дню Поэзии...

Михаль

В дрожащем мареве обжигающего воздуха, плывущем от раскаленного асфальта, текло оранжевое лето.
Истекало истоптанными оранжевыми и голубыми лентами, обрывками транспарантов и плакатов, копошащихся в придорожных кустах. Истекало яростными потасовками на перекрёстках, жарким гневом запечатав сухие губы протоколов.
Это лето я жил в неуловимом течении времени, пытаясь отплыть иногда к берегу и перевести дыхание. Я приезжал домой затемно, вываливался из машины, хмельно клонясь, стоял под струями душа. Старался отскрести запах пыльной травы и потных обьятий противостояния. Чтоб через пару часов, вцепившись в руль, провожать тускло поплавок солнца, вскочивший над горизонтом.

- Страшно?.. - переспросила она, посветив лучиком взгляда, по самому донышку души. Сквозь узкие просветы зрачков, согрелся я теплом её глаз.- Нет, с тобой не страшно...

Я заметил её на выезде из города, возле светофора. Она смущенно подымала руку, пытаясь остановить попутку. Её высокая фигура, в одежде ультрарелигиозной девушки, столь не вязалась с местом и поступком, что я изменил своему правилу.
Правилу подбирать только своих и ещё солдат, в поздние часы. Я притормозил, и махнув рукой, пригласил её . Пока она обходила машину, ветер жадными порывами охватывал её ноги. Резкими движениями прочерчивал резные линии на черной материи длинной юбки.
Хлопнула дверью. Устраиваясь поудобнее, поправила ремень. И, взмахнув густой каймой ресниц, посмотрела мне точно в зрачки:
- Михаль...
И тогда я спросил её, обычный вопрос девушке, поймавшей попутку, да в наших краях:
- Не страшно, вот так, одной?..
Ответила.
Ответила, что очень спешит. Что никогда б так не рискнула, сесть одна в машину, с мужчиной, ещё и не знакомым. Я отвёз её в соседний город. Очень поразившись себе.
За десять минут, я узнал о ней почти все, или многое. Что ей двадцать с небольшим, что она учительница английского, что работает у нас в городе. Я не задавал вопросов, а только смутно покачивал головой в такт лёгкому журчанию речи.
Она тепло улыбалась мягкими тёмными губами, обнажая снежную кипень зубов. Дикая смоль волос, перехваченная чёрной резинкой в хвост, билась об белую ткань рубашки, выпуская неподвластные ручейки прядей на длинную шею. Под рубашкой угадывались небольшие выступы грудей.
Высадил её возле дома. Она вышла из машины, пройдя несколько шагов, вернулась ко мне:
- Я обожаю вкус русской речи. И даже знаю несколько слов. И ещё... оставь мне номер мобильника?..

Она звонила мне, запинаясь спрашивала - свободен ли я, могу ли её забрать...
Странно, но всё складывалось так, что мне всегда удавалось ответить на её звонки, всегда быть вовремя по её просьбам.
Она назначала места, где её не могут заметить знакомые. Она поправляла солнечные очки, садясь в машину быстро и украдкой. Я широко улыбался в душе, хотя отчётливо догадывался, что ей грозит. Зная нравы её общества.
Она всё больше была уверена, в разговорах со мной, хотя я чаще молчал. Звенела смехом на мои редкие шутки, робко трогая длинными тонкими пальцами мой локоть. На точёном запястье её, смуглом и тонком, змеился серебрянный браслет.
В горячий раскалённый полдень, в один из этих сумашедших дней, она сказала мне:
- Люблю дыхание ночного моря... Я сегодня совершенно одна, совершенно свободна... Поедем купаться ночью?..

Её заставили уехать в Иерусалим. И в её кругах не принято перечить родителям. Она позвонила мне, рассыпав дрожаще в трубку, что с ней все хорошо, что она работает и учится. Что если я проездом буду в Иерусалиме, она будет рада видеть меня. Как и всегда..
От голоса её грустно пахло осенней тоской.
Телефон замолчал через несколько месяцев.

Я брожу по выжженным камням Иерусалима.
Заглядываю в слепые окна жёлтых, от солнца и времени, домов. Ветер метёт горячими дуновениями окурки, небрежно листает смятые газеты...
Меня обгоняют седобородые старцы, рея по ветру длинными спиралями пейсов. Обгоняют, недовольно косясь на мою чужеродную внешность. Сердито ускоряют шаг, пока я смотрю им в черные спины.
Балконы домов скалятся решётками. Бесстыдно дразнят, высовывая длинные языки белья.
Её я не вижу нигде, хотя просеял кварталы ситом шагов.
Влажно цепляются ресницы.
Просыпаюсь.
Плачут ли сухие глаза?..

Wings

Седой,
Спасибо, в который раз! Спасибо и за то, что видна твоя работа.

Григорьев

Александр... Меня "накрыло" волной воспоминаний...
Я думаю в жизни многих случались подобные "этюды"...

Душевно... Трогательно.. Грустно.