НАШИ ЛЮБИМЫЕ СТИХИ

Воевода_Владимир

Предлагаю собирать копилку.
Я, например, очень люблю:
В.С. ВЫСОЦКИЙ
БАЛЛАДА О БОРЬБЕ
Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв,
Сpедь военных тpофеев и миpных костpов
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастpоф.

Детям вечно досаден
Их возpаст и быт,-
И дpались мы до ссадин,
До смеpтных обид.
Hо одежды латали
Hам матеpи в сpок,
Мы же книги глотали,
Пьянея от стpок.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фpаз,
И кpужил наши головы запах боpьбы,
Со стpаниц пожелтевших слетая на нас.

И пытались постичь
Мы, не знавшие войн,
За воинственный клич
Пpинимавшие вой,
Тайну слова "пpиказ",
Hазначенье гpаниц,
Смысл атаки и лязг
Боевых колесниц.

А в кипящих котлах пpежних боен и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на pоли пpедателей, тpусов, иуд
В детских игpах своих назначали вpагов.

И злодея следам
Hе давали остыть,
И пpекpаснейших дам
Обещали любить,
И, дpузей успокоив
И ближних любя,
Мы на pоли геpоев
Вводили себя.

Только в гpезы нельзя насовсем убежать:
Кpаткий век у забав - столько боли вокpуг!
Постаpайся ладони у меpтвых pазжать
И оpужье пpинять из натpуженных pук.

Испытай, завладев
Еще теплым мечом
И доспехи надев,
Что почем, что почем!
Разбеpись, кто ты - тpус
Иль избpанник судьбы,
И попpобуй на вкус
Hастоящей боpьбы.

И когда pядом pухнет изpаненный дpуг,
И над пеpвой потеpей ты взвоешь, скоpбя,
И когда ты без кожи останешься вдpуг
Оттого, что убили его - не тебя,-

Ты поймешь, что узнал,
Отличил, отыскал
По оскалу забpал:
Это - смеpти оскал!
Ложь и зло - погляди,
Как их лица гpубы!
И всегда позади -
Воpонье и гpобы.

Если, путь пpоpубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жаpком бою испытал, что почем,-
Значит, нужные книги ты в детстве читал!

Если мяса с ножа
Ты не ел ни куска,
Если pуки сложа
Наблюдал свысока,
И в боpьбу не вступил
С подлецом, с палачом,-
Значит, в жизни ты был
Ни пpи чем, ни пpи чем!

1975, до февраля

Воевода_Владимир

ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ ГУМИЛЁВ
Дар слов, неведомый уму,
Мне был обещан от природы.
Он мой. Веленью моему
Покорно все: земля и воды,
И легкий воздух, и огонь
В одно мое сокрыто слово,
Но слово мечется, как конь,
Как конь вдоль берега морского,
Когда он, бешеный, скакал,
Влача останки Ипполита,
И помня чудища оскал,
И блеск чешуи, как блеск нефрита.
Сей грозный лик его томит,
И ржанья гул подобен вою,
А я влачусь, как Ипполит,
С окровавленной головою
И вижу - тайна бытия
Смертельна для чела земного,
И слово мчится вдоль нея,
Как конь вдоль берега морского.

Сергеев_ЮВ

В О З М Е З Д И Е

Из звёздной Божией реки
Бросок карающей руки -
Копьё Георгия летит...

Пронзив галактик дальних свет
Стремительным лучом побед -
Копьё Георгия летит...

Пронзая хладные миры
Сияньем солнечным горит -
Копьё Георгия летит...

Всё ближе свет его сквозь мрак
И сатанеет в страхе враг -
Копьё Георгия летит...

Лучом небесного огня
Очистится от зла Земля -
Копьё Георгия летит...

Во вражьей тьме Россия спит,
Но Свет идёт и пробудит -
Копьё Георгия летит...

-------

Пресыщен русской кровью змей.
Тебе осталось мало дней -
Копьё Георгия летит!

Воевода_Владимир

ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ ГУМИЛЁВ
Они живут, не возвратясь обратно
Туда, где смерть нашла их и взяла,
Хоть в книгах полустерты и невнятны
Их гневные, их страшные дела.
Они живут, туманя древней кровью,
Пролитой и истлевшею давно,
Доверчивых потомков изголовья.
Нас всех прядег судьбы веретено
В один узор, но разговор столетий
Звучит, как сердце в сердце у меня,
Так я двусердый, я не встречу смерти,
Живя в чужих словах чужого дня.

Leonov

Николай Клюев - один из моих любимых поэтов. Если у кого-то и можно учиться СЛОВУ, родному русскому слову, так это у Клюева. Выходец из староверов, поэт остался таковым, уж если не по обряду, так по духу! А еще когда читаешь стихи Клюева будто слышишь песни, которые поются в наших семейских деревнях! Протяжные, грустные, заставляющие погрузиться , утонуть в них до конца, до самого донышка!

Поддонный псалом

/…/Аз Бог Ведаю Глагол Добра –

Пять знаков чище серебра;

За ними вслед: Есть Жизнь Земли –

Три буквы – с златом корабли,

И напоследки знак Фита –

Змея без жала и хвоста…

О Боже сладостный, ужель я в малый миг

Родимой речи таинство постиг,

Прозрел, что в языке поруганном моем

Живет Синайский глас и вышний трубный гром;

Что песню мужика: «Во зеленых лузях»

Создать понудил звук, и тайнозренья страх?! /…/

***

Кто за что, а я за двоперстье,

За байку над липовой зыбкой…

Разгадано ль русское безвестье

Пушкинской золотою рыбкой?

/…/

По керженской игуменье Манефе,

По рассказам Мельникова-Печерского

Всплакнулось душеньке, как дрохве

В зоологическом, близ моржа Пустозерского.

Потянуло в мир лестовок, часословов заплаканных,

В град из титл, где врата киноварные…

Много дум, недомолвок каляканных

Знают звезды и травы цитварные!

Повесть дней моих ведают заводи,

Бугорок на погосте родительский;

Я родился не в башне не в пагоде,

А в лугу, где овчарник обительский.

Помню Боженьку, небо первачное,

Облака из ковриг, солнце щаное,

В пеклеванных селениях брачное

Пенье ангелов: «чадо желанное».

На загнетке соборы святителей,

В кашных ризах, в подрясниках маковых,

И в творожных венцах небожителей

По укладкам келарника Якова.

Помню столб с проволóкой гнусавою,

Бритолицых табашников-нехристей;

С «Днесь весна» и с «Всемирною славою»

Распростился я сгинувши без вести.

Столб-кудесник, тропа проволóчная, –

Низвели меня в ад электрический…

Я поэт – одалиска восточная

На пирушке бесстыдно языческой.

Надо мною толпа улюлюкает,

Ад зияет в гусаре и в патере,

Пусть же Керженский ветер баюкает

Голубец над могилою матери.

***
Псалтырь царя Алексия,

В страницах убрусы, кутья,

Неприкаянная Россия

По уставам бродит кряхтя.

Изодрана душегрейка,

Опальный треплется плат…

Теперь бы в сенцах скамейка,

Рассказы про Китеж-град.

На столе медовые пышки,

За тыном успенский звон…

Зачураться бы от наслышки

Про железный неугомон,

Как в былом, всхрапнуть на лежанке…

Только в ветре порох и гарь…

Не заморскую ль нечисть в баньке

Отмывает тишайший царь?

Не сжигают ли Аввакума

Под вороний несметный грай?..

От Бухар до лопского чума

Полыхает кумачный май. /…/

***

«Умерла мама» – два шелестных слова.

Умер подойник с чумазым горшком.

Плачется кот и понура корова,

Смерть постигая звериным умом /…/

В пестрой укладке повойник и бусы

Свадьбою грезят: «Годов пятьдесят

Бог насчитал, как жених черноусый

Выменял нас – молодухе в наряд». /…/

«Мама в раю», – запоет веретенце,

«Нянюшкой светлой младенцу-Христу…»

Как бы в стихи, золотые как солнце,

Впрясть волхованье и песенку ту? /…/

Воевода_Владимир

ЮРИЙ ЮЛИАНОВИЧ ШЕВЧУК
"Церковь"
Я церковь без крестов, -
Лечу, раскинув руки
Вдоль сонных берегов
Окаменевшей муки.

Я - вера без причин.
Я - правда без начала:
Ты слышишь, как вскричала
Душа среди осин?

Я - птица без небес,
Я - каменное эхо,
Полузабытых мест
Печальная примета.

Полночная Луна
Мои бинтует раны,
Да серые туманы
Купают купола.

Я - церковь без крестов
Стекаю вечно в землю,
Словам ушедшим внемлю
Да пению ветров.

Я - память без добра,
Я - знанье без стремлений,
Остывшая звезда
Пропавших поколений...

В душе моей темно -
Наколки о изменах.
Разбитое стекло,
Истерзанные стены.

А завтра я умру -
Прольется дождь покоя.
Из памяти уйду,
Взорвавшись над рекою...
1986, Елабуга

Наташа Шаповалова · Гость

Булат Окуджава

***
Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше.

Игорь Северянин

Грустный опыт

Я сделал опыт. Он печален.
Чужой останется чужим.
Пора домой; залив зеркален,
Идет весна к дверям моим.

Еще одна весна. Быть может,
Уже последняя. Ну, что ж,
Она постичь душе поможет
Чем дом покинутый хорош.

Имея свой, не строй другого.
Всегда довольствуйся одним
Чужих освоить бестолково:
Чужой останется чужим.

Гармония контрастов

Летишь в экспрессе – жди крушенья.
Ткань доткана – без разрушенья.
Без ненависти нет любви.

Познал восторг – познай страданье.
Раз я меняюсь – я живу…
Застыть пристойно изваянью,
А не живому существу!

Поющие глаза

Над калиткой арка из рябины.
Барабарис разросся по бокам.
За оградой домик голубиный.
Дым из труб, подобный облакам.

Домик весь из комнаты и кухни.
Чистота, порядок и уют.
Подойди к окну и тихо стукни:
За стеклом два глаза запоют.

Женщина с певучими глазами
Спросит, кто любимый твой поэт,
И, с улыбкой прислонившись к раме,
Терпеливо будет ждать ответ.

Назови какое хочешь имя:
Будь то Надсон или Малларме,
В дом, где облака таятся в дыме,
Будешь вхож, назвать себя сумев.

Если же ты скажешь: «Что мне в этом!
Знать стихов я вовсе не хочу» –
Женщина, рожденная поэтом,
Вдруг погасит взоры, как свечу.

И хотя бы кудри поседели
Пред стеклом, скрывающим уют,
О твоем тебя не спросят деле
Те глаза, которые поют.

Antabka

Николай Полянский
npoliansky@mail.ru

"Я родился спустя десять с небольшим лет после окончания великой войны. Мой отец был призван в 43-ем, уже после коренного перелома, окончил Ленинградские авиационно-технические курсы имени Ворошилова и попал "в действующую армию" в декабре 44 года. В батальон аэродромного обслуживания. Он не бывал на "передке", но во время немецкого контрнаступления под Балатоном был ранен. Службы БАО потеряли около 40 процентов личного состава, не имея прямого столкновения с наступающим противником. Возьми пуля фоккеровского пулемета на 20 сантиметров в сторону и...

Надо сказать, не очень задумывался, кто я - до тех пор, пока моя родина не была поделена на "суверенные государства". После этого осознал себя русским , а свою родину - разделенной.

В юности пробовал стихи писать - писал слабо, эпигонски. Бросил. В конце 90-х годов случилась безответная любовь. "Что чуть с ума не своротил или не сделался поэтом". Вот и сделался. Но в подсознании появилась еще не сформулированная словесно мысль, что стыдно думать о себе и о своих частных страданиях, когда вокруг такое творится.

"Писатель, если только он -
Волна, а океан - Россия,-
Не может быть не возмущен,
Когда возмущена стихия."
(Я. Полонский)

Так, как будто сами по себе пошли "военные стихи". Я их "не сочинял". Я их слышал и просто записывал, а потом уже "обрабатывал". Я пишу стихи для себя, но и для всех. И потому писать нужно понятно, на доступном языке.

"Нет на Руси свободы
Заречься от сумы.
Я - голос из народа.
Как он. Как ты. Как мы."

Это строки из стихотворения, которое можно считать программным. (Николай отдал в печать сборник стихов, посвящённый войне и Победе .... Сборник был отпечатан и вручён с надписью тов. Антабке, коему тоже надлежит обзавестись духовными и материальными ценностями для аналогичной работы)

"Друзья моего деда"

Бабушка мне в детстве рассказала -
Этого рассказа не забыть.
У реки дивизия стояла.
Та, где деду выпало служить.

Было так - убило командира
Выстрелом китайским у реки.
По законам кочевого мира
Обнажили конники клинки.

Здесь не договоры дипломатов:
У степи совсем другой закон.
Разве можно удержать бурятов?
И пошел бурятский эскадрон...

Наискось рубили шашки справа
Старого восточного врага.
Не померкла кочевая слава -
Дружба для батыра дорога!

Не понять степному человеку
Про международные дела.
Перешли обратно через реку
Все в крови - от плеч и до седла.

Им не страшно перейти границу
И врага в капусту изрубить.
У бурятов каменные лица.
С ними деду привелось служить

Сделан снимок фотоаппаратом:
За столом военная семья.
Скалят зубы добрые буряты -
Дедовы любимые друзья.
-------------------------------------------

Antabka

Кратко об авторе
Плох тот автор, который не мечтает написать нечто.Должен быть результат - публикация, сборник и т.д.Возможно, через пару лет...
Автор более любит напевно-песенное, по недостатку знания нотной грамоты часто берёт старое и вкладывает свои слова.

Так из песни-безнадёги русской эмиграции 1920-х годов, опутанной чужбиной, мутными учениями крайне националистичнского толка и того хуже, а также сетями ОГПУ (операция "Трест" на Западе и ***** на Востоке) получается нечто другое. О том же, в сущности...

"Замело тебя снегом, Россия... " (на мелодию известного романса Плевицкой)

Замело тебя снегом, Россия,
Заморчила чёрная грусть.
Как солдаты, в погостах родные
Говорят: "Я живым не вернусь..."

Белый снег серебрит все богатства,
Тихий колокол звучно поёт.
Ищет подвига русское братство
И других в свою правду зовёт!

Тяжела и тверда, православна,
Средь побоищ ты выжила, Русь!
Было всяко, но будешь державной,
Одолеешь и смуты и гнусь!

Велика твоя сила, Россия,
Я поверить в тебя не боюсь,
Все герои твои и святые,
Рядом с нами - я им поклонюсь!

Велика твоя радость, Россия,
Будут земли цвести, города!
Будем жить! Запоют молодые -
И опять поведёт красота!

---------------------------------

Автор стоит на том, чтобы и крест деревянный поправили и обелиск с красной звездочкой, буде валятся.
Священных дел много было, в том числе бои "зелёных фуражек" под Брестом, моряков под Севастополем, подольских курсантов на Ильинском рубеже... "Кущёвская атака" - тоже.

Наталья Шаповалова · Гость

Совсем скоро День Победы. Мой дедушка воевал. Но никогда об этом не рассказывал, может быть, потому что я не спрашивала. Не могу сказать, что эти стихи самые любимые, но когда-то до глубины души поразившие, особенно первое.

Семен Гудзенко

ПЕРЕД АТАКОЙ
Когда на смерть идут — поют,
а перед этим
можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою —
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
и почернел от пыли минной.
Разрыв —
и умирает друг.
И значит — смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед,
За мной одним
идет охота.
Будь проклят
сорок первый год —
ты, вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
что я притягиваю мины.
Разрыв —
и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже
не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Бой был короткий.
А потом
глушили водку ледяную,
и выковыривал ножом
из-под ногтей
я кровь чужую.

1942
Священная война. Стихи о Великой Отечественной Войне.
Москва: Художественная литература, 1966.

МОЕ ПОКОЛЕНИЕ

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая участь солдат.

У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя -
только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,
все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордится сыны.

Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.

Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит,
и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.
Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате.
Разве горю такому помогут рыданья живых?

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели
приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.

Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
эту взятую с боем суровую правду солдат.
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-
это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.

...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.

А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
пусть нам пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.

Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.

1945
60 лет советской поэзии.
Собрание стихов в четырех томах.

Воевода_Владимир

РОБЕРТ БЁРНС
Перевод, если не ошибаюсь, С.Я. Маршак.
МОЕ СЧАСТЬЕ

Доволен я малым, а большему рад.
А если невзгоды нарушат мой лад,
За кружкой, под песню гоню их пинком -
Пускай они к чорту летят кувырком.

В досаде я зубы сжимаю порой,
Но жизнь - это битва, а ты, брат, герой.
Мой грош неразменный - беспечный мой нрав,
И всем королям не лишить меня прав.

Гнетут меня беды весь год напролет.
Но вечер с друзьями - и все заживет.
Когда удалось нам до цели дойти,
К чему вспоминать нам о ямах в пути!

Возиться ли с клячей - судьбою моей?
Ко мне, от меня ли, но шла бы скорей.
Забота иль радость заглянет в мой дом,
"Войдите, - скажу я, - авось проживем!"

Седой

Я вас обязан известить,
Что не дошло до адресата
Письмо, что в ящик опустить
Не постыдились вы когда-то.

Ваш муж не получил письма,
Он не был ранен словом пошлым,
Не вздрогнул, не сошел с ума,
Не проклял все, что было в прошлом.

Когда он поднимал бойцов
В атаку у руин вокзала,
Тупая грубость ваших слов
Его, по счастью, не терзала.

Когда шагал он тяжело,
Стянув кровавой тряпкой рану,
Письмо от вас еще все шло,
Еще, по счастью, было рано.

Когда на камни он упал
И смерть оборвала дыханье,
Он все еще не получал,
По счастью, вашего посланья.

Могу вам сообщить о том,
Что, завернувши в плащ-палатки,
Мы ночью в сквере городском
Похоронили после схватки.

Стоит звезда из жести там
И рядом тополь — для приметы...
А впрочем, я забыл, что вам,
Наверно, безразлично это.

Письмо нам утром принесли...
Его, за смертью адресата,
Между собой мы вслух прочли —
Уж вы простите нам, солдатам.

Быть может, память коротка
У вас. По общему желанью,
От имени всего полка
Я вам напомню содержанье.

Вы написали, что уж год,
Как вы знакомы с новым мужем.
А старый, если и придет,
Вам будет все равно ненужен.

Что вы не знаете беды,
Живете хорошо. И кстати,
Теперь вам никакой нужды
Нет в лейтенантском аттестате.

Чтоб писем он от вас не ждал
И вас не утруждал бы снова...
Вот именно: «не утруждал»...
Вы побольней искали слова.

И все. И больше ничего.
Мы перечли их терпеливо,
Все те слова, что для него
В разлуки час в душе нашли вы.

«Не утруждай». «Муж». «Аттестат»...
Да где ж вы душу потеряли?
Ведь он же был солдат, солдат!
Ведь мы за вас с ним умирали.

Я не хочу судьею быть,
Не все разлуку побеждают,
Не все способны век любить,—
К несчастью, в жизни все бывает.

Ну хорошо, пусть не любим,
Пускай он больше вам ненужен,
Пусть жить вы будете с другим,
Бог с ним, там с мужем ли, не с мужем.

Но ведь солдат не виноват
В том, что он отпуска не знает,
Что третий год себя подряд,
Вас защищая, утруждает.

Что ж, написать вы не смогли
Пусть горьких слов, но благородных.
В своей душе их не нашли —
Так заняли бы где угодно.

В отчизне нашей, к счастью, есть
Немало женских душ высоких,
Они б вам оказали честь —
Вам написали б эти строки;

Они б за вас слова нашли,
Чтоб облегчить тоску чужую.
От нас поклон им до земли,
Поклон за душу их большую.

Не вам, а женщинам другим,
От нас отторженным войною,
О вас мы написать хотим,
Пусть знают — вы тому виною,

Что их мужья на фронте, тут,
Подчас в душе борясь с собою,
С невольною тревогой ждут
Из дома писем перед боем.

Мы ваше не к добру прочли,
Теперь нас втайне горечь мучит:
А вдруг не вы одна смогли,
Вдруг кто-нибудь еще получит?

На суд далеких жен своих
Мы вас пошлем. Вы клеветали
На них. Вы усомниться в них
Нам на минуту повод дали.

Пускай поставят вам в вину,
Что душу птичью вы скрывали,
Что вы за женщину, жену,
Себя так долго выдавали.

А бывший муж ваш — он убит.
Все хорошо. Живите с новым.
Уж мертвый вас не оскорбит
В письме давно ненужным словом.

Живите, не боясь вины,
Он не напишет, не ответит
И, в город возвратись с войны,
С другим вас под руку не встретит.

Лишь за одно еще простить
Придется вам его — за то, что,
Наверно, с месяц приносить
Еще вам будет письма почта.

Уж ничего не сделать тут —
Письмо медлительнее пули.
К вам письма в сентябре придут,
А он убит еще в июле.

О вас там каждая строка,
Вам это, верно, неприятно —
Так я от имени полка
Беру его слова обратно.

Примите же в конце от нас
Презренье наше на прощанье.
Не уважающие вас
Покойного однополчане.

По поручению офицеров полка
К. Симонов
1943

Был он немолодой, но бравый;
Шел под пули без долгих сборов,
Наводил мосты, переправы,
Ни на шаг от своих саперов;
И погиб под самым Берлином,
На последнем на поле минном,
Не простясь со своей подругой,
Не узнав, что родит ему сына.

И осталась жена в Тамбове.
И осталась в полку саперном
Та, что стала его любовью
В сорок первом, от горя черном;

Та, что думала без загада:
Как там, в будущем, с ней решится?
Но войну всю прошла с ним рядом,
Не пугаясь жизни лишиться...

Ничего от него не хотела,
Ни о чем для себя не просила,
Но, от пуль закрыв своим телом,
Из огня его выносила
И выхаживала ночами,
Не беря с него обещаний
Ни жениться, ни разводиться,
Ни писать для нее завещаний.

И не так уж была красива,
Не приметна женскою статью.
Ну, да, видно, не в этом сила,
Он ее и не видел в платьях,
Больше все в сапогах кирзовых,
С санитарной сумкой, в пилотке,
На дорогах войны грозовых,
Где орудья бьют во всю глотку.

В чем ее красоту увидел?
В том ли, как вела себя смело?
Или в том, как людей жалела?
Или в том, как любить умела?

А что очень его любила,
Жизнь ему отдав без возврата,-
Это так. Что было, то было...
Хотя он не скрыл, что женатый.

Получает жена полковника
Свою пенсию за покойника;
Старший сын работает сам уже,
Даже дочь уже год как замужем...

Но живет еще где-то женщина,
Что звалась фронтовой женой.
Не обещано, не завещано
Ничего только ей одной.

Только ей одной да мальчишке,
Что читает первые книжки,
Что с трудом одет без заплаток
На ее, медсестры, зарплату.

Иногда об отце он слышит,
Что был добрый, храбрый, упрямый.
Но фамилии его не пишет
На тетрадках, купленных мамой.

Он имеет сестру и брата,
Ну, а что ему в том добра-то?
Пусть подарков ему не носят,
Только маму пусть не поносят.

Даже пусть она виновата
Перед кем-то, в чем-то, когда-то,
Но какой ханжа озабочен -
Надавать ребенку пощечин?

Сплетней душу ему не троньте!
Мальчик вправе спокойно знать,
Что отец его пал на фронте
И два раза ранена мать.

Есть над койкой его на коврике
Снимок одерской переправы,
Где с покойным отцом, полковником,
Мама рядом стоит по праву.

Не забывшая, незамужняя,
Никому другому не нужная,
Она молча несет свою муку.
Поцелуй, как встретишь, ей руку!
К. Симонов
1954

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
Декабрь 1944 г.
Ион Деген

ИЗ РАЗВЕДКИ
Чего-то волосы под каской шевелятся.
Должно быть, ветер продувает каску.
Скорее бы до бруствера добраться.
За ним так много доброты и ласки.
Июль 1942 г.
Ион Деген

Григорьев

Колыбельная, которую поет моя жена сыну...

муз. Е.Крылатова
сл.Ю.Яковлева

Умка - Колыбельная медведицы

Ложкой снег мешая,
Ночь идет большая,
Что же ты, глупышка, не спишь?
Спят твои соседи -
Белые медведи,
Спи скорей и ты, малыш.

Мы плывем на льдине,
Как на бригантине,
По седым, суровым морям.
И всю ночь соседи,
Звездные медведи
Светят дальним кораблям.

Для пап, играющих на гитаре, можно и с аккордами

Сергеев_ЮВ

Grigorius

Денис, для твоего сына моя -

К О Л Ы Б Е Л Ь Н А Я

Спи, тихо глазки закрой,
Солнышко спит за горой,
Заиньки спят и ежи,
Сладко в кроватке лежи.

Кошечки спят и лиса,
Видят во сне чудеса,
Уточки спят на гнезде,
Рыбочки в светлой воде.

Спи тихо глазки закрой,
Ясный ребёночек мой.
В хлеве телёночек спит
И петушок не кричит,

Гуси летают во сне,
Звёзды уснули в окне.
Добрая сказка приснись,
Счастьем твоим обернись.

Кончится ночь и уйдёт,
Солнышко снова взойдёт...

Её легко распеть, под мотив люой колыьельной

Antabka

Чеченцы, как известно, разные, но злых ещё предостаточно. В принципе, можно заменить - "вор и тать ползёт на берег"...

Михаил Лермонтов

КАЗАЧЬЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ

Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.

По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползет на берег,
Точит свой кинжал;
Но отец твой старый воин,
Закален в бою:
Спи, малютка, будь спокоен,
Баюшки-баю.

Сам узнаешь, будет время,
Бранное житье;
Смело вденешь ногу в стремя
И возьмешь ружье.
Я седельце боевое
Шелком разошью...
Спи, дитя мое родное,
Баюшки-баю.

Богатырь ты будешь с виду
И казак душой.
Провожать тебя я выйду -
Ты махнешь рукой...
Сколько горьких слез украдкой
Я в ту ночь пролью!..
Спи, мой ангел, тихо, сладко,
Баюшки-баю.

Стану я тоской томиться,
Безутешно ждать;
Стану целый день молиться,
По ночам гадать;
Стану думать, что скучаешь
Ты в чужом краю...
Спи ж, пока забот не знаешь,
Баюшки-баю.

Дам тебе я на дорогу
Образок святой:
Ты его, моляся богу,
Ставь перед собой;
Да, готовясь в бой опасный,
Помни мать свою...
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.

1840
Три века русской поэзии.
Составитель Николай Банников.
Москва: Просвещение, 1968.