ИСТОРИЯ КАЗАЧЕСТВА

Сергеев_ЮВ

Сжато и интересно об истории казачества

http://vcn.vorstu.ac.ru/win/home/sdko/page8.htm
http://vcn.vorstu.ac.ru/win/home/sdko/page6.htm

Григорьев

Ермак..
На указанном Ю.В. сайте есть следующая информация.

Сергеев_ЮВ

Вот еще любопытный сайт, о том как казаки основали Рим, это на нас похоже...

http://www.xxl3.ru/kadeti/kazaki.htm

Сергеев_ЮВ

Потрясающий достоверный материал о Добровольческой армии на Дону, написанный очевидцем событий. Как болтовня, полная импотенция белых, привела к хаосу и поражению.

http://www.cossackdom.com/book/bookdon2.html

Сергеев_ЮВ

ОНИ РУБАЛИ "СС", чтобы расвел эдельвейс

Мы поведаем вам об одном из сражений Великой Отечественной. Оно не зачислено историками в реестр великих. Мы же полагаем, что великим оно - было. Потому как велика была цена победы в нем. Немцы нас тогда били. Жестоко. И дать сдачи никто не мог. Дали наши казаки.
Мы поведаем вам о легендарной "Кущевской атаке", тугой пружиной разжавшейся, неудержимой казачьей лавой развернувшейся в просторных степях Кубани. Поведаем устами ветерана Кубанского казачьего кавкорпуса гвардии казака Ефима Ивановича Мостового.
Вот она, та атака, "изнутри". Послушаем Ефима Ивановича.

- День мне этот не забыть. Да и как забудешь свое боевое крещение? 2-е августа, 42-й.
Погас клинок зари, и сразу навалилась духота. В выгоревшем от жары небе начинает нещадно палить солнце. Стоим в конном строю, лощадь подо мной неспокойна, наверное, мое состояние передается и ей. Перед строем - наш командир полка майор Поливодов.
- Говорить много не буду, товарищи казаки, - в седле он как влитый, конь его тоже не дрогнет. - Генерал нам все сказал.
Николай Яковлевич Кириченко прошлым днем объехал, обошел весь наш корпус. Он был тоже немногословный с нами, но речь короткую его я запомнил навсегда.
- Перед нами отборные вояки Гитлера. Горно-стрелковая дивизия "Эдельвейс" с приданными частями "СС". Красиво, гады, назвали себя, да только в их поганых, кровавых руках любой цветок умирает. Остановить их не могут. От безнаказанности обнаглели, своей кровью еще ни разу не умывались. Вот мы их и умоем. Кроме нас - некому. На фронте паника. Но а мы же казаки.
Конную атаку генерал принял решение провести у станицы Кущевской. Перед строем понесли наше Боевое Знамя. Вот оно совсем рядом, внутри как-то защемило. Я стоял впереди... Легкий ветерок шевельнул его складки, бархат коснулся моего лица. На меня дохнуло, я в этом никому тогда не признавался, домом. Пахнуло парным молоком и только что выпеченным хлебом. Необъяснимо, да? Так пах подол платья у моей матери. Из горячей печи хлеб она принимала в свой подол. Ну и им утирала мои мальчишечьи слезы... Показалось еще, что не пропыленная дорогами, обожженная солнцем материя коснулась моего лица, а ладони матери. Не мужские впечатления, конечно. Да и было мне тогда едва восемнадцать. Я у матери один "на ходу" остался. Отец к этому времени с тяжелым ранением в госпитале оказался, а старший брат погиб еще в 41-ом.
- Давайте, братья-казаки, просто вспомним, что видели наши глаза, - снова донесся до меня голос нашего командира майора Поливодова.
- Чтобы не было у нас никакой пощады к этой нечисти, чтоб рубали мы ее остервенело.
А что вспоминать-то? За дальней лесопосадкой горело подожженное немцами пшеничное поле, а еще вчера мы прошли сквозь раздавленную их танками станицу. Прямо через сады, огороды - на танках, разворотили хаты, гонялись за не сумевшими спрятаться детишками, женщинами, стариками, забивали их. Уцелевшие смотрели теперь на нас угрюмо, мы глаза отводили. Нам только что не плевали вслед. С нами никаких надежд уже не связывали. Обида жгла нутро. Но станичники были по-своему правы.
- Покажем этой сволочи, что наши степи - это им не Елисейские поля.
- Заканчивал свою речь Поливодов.
Если честно, я не знал тогда, что это за поля такие, и где они. Да и не только я, наверное. Но командира мы понимали. Обо всякой там Европе он говорил, которая до неприличия споро и скоро под Гитлера улеглась. Не уважали мы их. Союзников тоже не уважали. Да и были ли они у нас тогда... Последние слова командира вышли не совсем традиционными:
- Ну с Богом, казаки. За Родину, за Сталина!
Тут ударила наша артиллерия на подавление. Развернулись и мы для атаки. Пошли по степи лавой. В ширину - километра на полтора-два. Пошли по старому казачьему обычаю молча, только шашки над головой вращали. Над степью завис зловещий свистящий шорох. И загудела земля от тысячи конских копыт. Вот этот звук, увиденная картина немцев, по-моему, и парализовали. Мы мчались на них, а в ответ - ни одного выстрела. Опытные казаки говорили нам, молодняку, что свою пулю, когда она в воздухе, чувствуешь, вот она, твоя смерть, уже выпорхнула из вражеского ствола. Я ничего подобного не чувствовал. Я уже и не слышал ничего, мир вокруг онемел. А нутро разрывала ненависть. Та самая, которая лютой зовется. Я ее даже как-то физически ощущал. Только бы дотянуться до врага, а там уже как придется - клинком его, голыми руками, зубами. Об этом я потом очень точные слова у Шолохова нашел. "Свою ненависть мы несем на кончиках наших штыков,"- писал он. Мы свою несли на лезвии клинков. После войны, кстати, мне довелось увидеть нашего великого писателя.
Гитлеровцы пришли в себя с опозданием. Мы уже почти сошлись. Разрывы снарядов начали вырывать из наших рядов людей и лошадей. Один снаряд лег почти рядом, горячая волна упруго прошлась по мне и все. Я уцелел. А потом я увидел своего фашиста. Они же даже не окапывались, так, залегли в бурьяне. Мой заслонил для меня все, я отчетливо увидел его каску, серые глаза, он щурился, наверное, солнце мешало, мы же неслись со стороны солнца. И без звука забился в его руках, как в падучей, автомат. И он не попал. И тут я достал его, как раз под каску, как учили, тут, главное, по каске не рубануть. Но и каски у них не у всех были. А потом уже работали инстинкты. Мир то включался, то выключался. Я видел, как винтом вворачивался в гущу гитлеровцев командир другого полка Соколов. Лучшего рубаку я вообще не знал. Говорили, что в том бою он срубил двадцать врагов. Но, на беду, и его пуля нашла.
Врезалась в память другая картина: мчится на коне наша Ксения Кулибаба. Казачка-девчушка, семнадцати лет. Поводья опущены, и на ходу из ППШ очередь дает. Нравилась она мне, желание мелькнуло, чтобы уцелела. Уцелела, но в любви ей я так и не признался, скромный был, нашлись поухаристее меня. А потом фашисты авиацию запустили. Да толк-то от нее какой? Мы же такими клубками крутились, так все смешались, что своего положить - очень даже просто. Самолеты начали на бреющем ходить, может, на нервы давили? Да только кому? Лошадям нашим? Лошадей наших этим не проймешь, ну а люди этот рев и не слышали. Тут на земле такая, как сейчас выражаются, кровавая разборка шла. Вопли, стоны, ругань. Гитлеровцы на своем лают, ну а мы кроем их своими "этажами". Я хорошо материться не умел, отец не дозволял, еще в детстве за сорное слово так по губам нашлепал, что они у меня как у африканца стали, а тут, в бою, откуда только и бралось. Были паузы в бою. Мы же врубились в немецкие порядки на несколько километров. На каком-то колхозном стане, помнится, разметали что-то в виде их штаба. Рядом чадно дымили два подбитых танка. Возле танка тлели трупы. В себя начал приходить возле затянутого зеленой плесенью пруда.
Бой закончился, и мы пили застоявшуюся, густую от всякой расплодившейся в ней заразы воду. И ничего нас не брало. Признаюсь, потом, после боя, почему-то лились из глаз слезы. И ничего поделать не мог. Старые казаки успокаивали, мол, после первого раза так бывает. Дотронулся до лица, а оно все к корке из пыли, пота, крови... Крови на нас было много. И на лошадях наших. Долго мылись.
- У поэта-фронтовика есть по этому случаю такие строки:
"Бой был коротким. А потом глушили водку ледяную, и выковыривал ножом из под ногтей я кровь чужую".
- Ну-у, наш-то бой коротким не был. Мы рубались почти четыре часа. Да и насчет водки. Не баловались мы ею. Мы же при лошадях. У наших дедов вообще относительно этого дела строго было. Уходя в поход, на войну, казак выпивал стременную и все, больше ни капли, ни грамма. А вот насчет остального - все фронтовик точно сказал.
После того боя меж собой мы так говорили: мол, Мамаю давным-давно на Руси Мамаево побоище устроили, а мы Гитлеру теперь - Кущевское. Кавалерийская рубка, конечно, вещь жестокая, да на то и война.
Я все это рассказываю, а ведь найдутся же верещуны, каких только подлых слов для меня и моих боевых побратимов не пожалеют, в чем только не обвинят. Теперь-то можно. Когда их защитили, когда их откормили, отпоили. Когда жизнь им устроили. От них теперь в ответ - плевки ядовитые, от перевертышей этих. По радио верещат, по телевизору. Моя шашка по-прежнему при мне, и иногда трудно удержаться, так хочется достать клинком этих визгунов прямо через телевизор. Грех на душу, конечно, не взял бы из-за поганцев, смертоубийство, как говаривал дед Щукарь, не устроил бы, а так, рукояткой по лбу, для острастки, для вразумления. Но вещь жалко, вернее, старушку свою, она все смотрит, все хочет выяснить, попадет ли, наконец, "Дикая Роза" в эту самую "Санта-Барбару", или с ней какой-нибудь "Твин Пикс" приключится. Ну, это я так над Евдокией Михайловной своей надсмехаюсь.
А о сражении под Кущевкой молва по всем фронтам разнеслась. Газеты писали, Левитан в сводках Совинформбюро рассказывал. А Верховный Главнокомандующий самолично директиву составил, которая обязывала ознакомиться с нашим боевым опытом каждого, кто держит в руках оружие, учиться побеждать на образце казаков генерала Кириченко. Мы, казаки, были, выходит, выбраны как эталон воина в тяжелую годину для Родины - честь, которой не удостаивался до этого ни один другой род войск в нашей Красной Армии.
Ну а войну наш корпус закончил под Прагой. Но меня к тому времени ранили, так что мне, к сожалению, не пришлось напоить своего коня из Влтавы. И друзья уже расскажут, что река хорошая, большая, хотя, конечно, куда ей до нашей красавицы-Кубани.

А. Ковалёв

http://www.geocities.com/terek_kaz/dokkaz/edel.htm

Григорьев

Страшная картина..
Откуда только храбрости брали наши Воины - с шашкой на автоматы лететь.. А ведь и летели, и рубили, и побеждали... Как заговоренные...

Сергеев_ЮВ

За Русь, за Дон
В декабре 1612 года в Москве собрался освященный Собор. Вопрос решался один - выборы царя. Три дня вся Россия постилась и молилась. Но выборные к единому мнению не пришли. В феврале 1613 года собрался второй съезд. Кандидатов на престол было немало...
Во-первых, вступил в силу договор, заключенный шведским королем Карлом IX и Василием Шуйским: "Если кто из договаривающихся государей умрет без назначения наследника, то другому под руку его державство взять". В 1610 году царь Василий был свергнут. Затем он был увезен в Варшаву, где и умер. Новый шведский король Густав Адольф выставил королевича Филиппа в качестве наследника русской короны. Среди множества других претендентов выделялись князь Дмитрий Пожарский, памятник которому вместе с купцом Кузьмой Мининым-Сухоруком сейчас стоит на Красной площади, и князь Дмитрий Трубецкой. Споры затянулись. Тут выступил вперед донской атаман Феофилат Межаков, положил на стол грамоту и накрыл ее казачьей шашкой.
Князь Дмитрий Михайлович спросил: "Атамане! Какое писание предложили?". "О природном государе Михаиле Федоровиче", - последовал ответ. "И бысть у всех согласен и единомыслен совет" (Хронограф князя Оболенского. Приложение 16, стр. 315).
В Кострому, где находился Михаил Романов (1696 - 1645 гг.), отправилось посольство из 49 человек. В его состав вошли три атамана, четыре есаула и двадцать казаков. 13 марта делегация прибыла в Ипатьевский монастырь. Уговорить мать нового монарха инокиню Марфу отпустить сына на царствование оказалось непросто, тем не менее дело было сделано. 11 июля Михаил Федорович венчался на царство.
Вдова же Лжедмитрия Марина Мнишек с 4-летним сыном под покровительством Ивана Заруцкого сбежала из-под Москвы. Отряд Заруцкого преследовало войско под началом воеводы И.Н. Одоевского. Беглецов удалось настигнуть около Воронежа. Здесь состоялось двухдневное сражение. Воинство Заруцкого потерпело поражение. После ряда приключений Заруцкий и Марина были пойманы. Их отправили в Москву. Там Заруцкого посадили на кол, а сына Марины повесили.
Для охраны царя казачество выделило 35 выборных. Они несли службу в Коломенском дворце. Между тем, отец Михаила патриарх Филарет находился в плену в Польше. Сапега, в доме которого он жил, заявил: "Нам известно, что сына твоего на престол посадили казаки"...
Новый царь надеялся на Дон и послал казакам грамоту с тем, чтобы для войны с Польшей были отправлены восемь тысяч казаков и еще часть - для защиты Москвы.
В августе 1615 года из Москвы в Турцию было отправлено посольство с предложением султану Сулейману вместе воевать против Польши. В это время донские казаки выясняли отношения с Крымом. Когда московские послы оказались в Азове, татары привели шесть пленных казаков с атаманом Матвеем Листниковым. Крымчаки вырезали ножами ремни из спины атамана и требовали дать ответы на свои вопросы. Но казачий атаман упорно молчал.
Крымские татары угоняли в плен сотни тысяч русских. Молодые крепкие невольники продавались в рабство в другие страны. Мужчины использовались там на галерах (каторгах) в качестве гребцов. Женщинами пополнялись гаремы. В самом Крыму пленники использовались для обработки земли. Для того чтобы они не смогли далеко убежать, им подрезали сухожилия ног, бросали на ночь в ямы, заковывали в кандалы.
Когда посланцы Михаила Романова прибыли в Константинополь, донские казаки на стругах, челнах, бударах (лодках) напали на Синоп, сумели взять его и сожгли. Визирь заявил московским послам по этому поводу следующее: "Если я скажу государю о казачьих делах, то вам добра не будет. Государь наш, узнав о нападении казаков, велит послать на вашу землю татар войною, и какая вашему государю прибыль будет?"
1 октября 1617 года поляки пошли на приступ Москвы, но были отбиты казаками по поговорке "Пришли казаки с Дону, погнали ляхов до дому". Заключили перемирие. Патриарха Филарета освободили в 1619 году из плена. На радостях Михаил Романов распорядился ежегодно отпускать казакам на Дон 7 тысяч четвертей муки, 500 ведер вина, 260 пудов пороха, 150 пудов свинца, 17 142 рубля денежного жалованья, да на будары - 1169 рублей 60 копеек. Вместе с жалованьем прислали знамя атаману Смаге Чершенскому.
И все бы хорошо, но казаки постоянно доставляли неприятности султану и крымскому хану, которые жаловались слезно на это в Москву. В 1630 году последовала очередная серия доносов на то, что казаки опустошают Трапезунд, Филарет послал на Дон опальную грамоту с патриаршим отлучением казачества от церкви за неисполнение царских наказов жить в мире с азовцами. Доставил ее 27 августа Иван Карамышев. Казаки отрубили ему за это голову и продолжали молиться Богу, воевать со своими врагами.
Со временем в Москве поняли, что переборщили, и пошли на попятную. В октябре 1633 года Филарет умер. В 1635 году на Дон было послано "Государева жалованья к донским атаманом и казаком: 2000 рублев денег, 10 поставов сукон настрафилю доброво, 13 поставов сукон настрафилю середних, а не худых, 60 пуд зелья, 30 пуд свинцу, да запасов с Воронежа: 200 чети сухарей, 30 чети круп, 30 чети толокна, 100 ведер вина...". Зелье - это порох, чети - четверти.
Делами казачества занимался сначала Иноземный приказ. Потом, по мере перехода казаков на государеву службу, подключился приказ Разрядный. Вот что сообщалось в справке Разрядного приказа в 1636 году: "На Воронаже Максим Семенов сын Языков, и Максим отпущен к Москве, а на Воронаж послан князь Сава княж Иванов сын Козловской. А с ним детей боярских воронажцов - 261 ч.; поместных атаманов и казаков - 42 ч.; беломестных атаманов - 54 ч.; атаманов же усманских, ступинских, боровских, излегощинских - 139 ч.; с головою да с тремя сотники полковых казаков - 310 ч. конных, да 200 стрельцов пеших, служат с земель; донских казаков, живут на белых землях, а летнею порою по вестем посылают на перелазы для поиску над воинскими людьми... Донских казаков Чижовские и Выползовы слободы, и посадских людей и стрелецких, и беломестных, и полковых казаков, и пушкарских, и затинщиковых, и казенных кузнецов детей, и братьи и племянников, и сусед, и подсуседников, и захребетников - 35 ч. с пищалми, 185 ч. - с рогатины, 11 ч. - с топоры".
О чем идет речь? М.С. Языков и С.И. Козловский - воронежские воеводы. Затинщики - артиллеристы. Воротники - сторожа у крепостных ворот. Вот какие силы возвращались в Воронеж после выполнения задачи на стороне.
В 1637 г. казаки, воодушевляя себя криками "Бойсь!..", взяли приступом неприступную крепость Азов - священный город предков, город древнеарийского бога Аса. Перед этим некоторые съездили в Соловецкий монастырь и поклонились казачьим святым Зосиме и Савватию. В распоряжении азовского бека было 200 пушек на высоких стенах, окруженных рвами и валами. У казаков - 90 пушек. Город обороняли 4 тысячи янычар (воинов со славянской кровью, выращенных с детского возраста в преданности исламу) и 1500 человек другой принадлежности. Среди наступающих же было около 4 тысяч казаков, командовал которыми походный атаман Михаил Татаринов.
С помощью подкопа 18 июня крепостная стена Азова была взорвана. Весь гарнизон был уничтожен. Казаки освободили здесь 1670 русских пленников. В штурме участвовал Тимофей Разя - отец Степана Разина. Тут же был брат Тимофея - житель Воронежа казак Микифор Черток и многие другие воронежские казаки. Сам Степан Разин родился в 1630 году. Азовская эпопея развернулась на его глазах, когда он уже вступил в сознательный возраст. Так что он о ней многое знал и, возможно, даже бывал с отцом и дядей в Азове.
Из распроссных речей воронежца Трофима Михнеева, ездившего на Дон с царской грамотой, известно о состоянии Азова в 1638 году: "А в Азове де всех атаманов и казаков живут житьем по смете будет с 5 тысяч... И у города де, у Азова, проломную стену, что взорвало подкопом, заделали".
Казаки восстановили старый собор Иоанна Предтечи. 3 сентября в Москву был послан атаман Потап Петров с отписью о крупной победе над моджахедами. Царь прислал в Азов свою грамоту: "...Ибо того не ведется и тогда, когда государи воюют, а я с султаном состою в мире. Не дельно и то, что прислали к нам одного атамана с четырьмя молодыми казаками и атаману не дали описи, что взято вами в Азове. Пришлите новую станицу с атаманом и 15 или 20 лучшими казаками"...
Султан Мурад IV получил донесение о взятии Азова казаками в Персии, где он штурмовал Багдад. Прислал в Москву посла с укоризной. Царь ответил так: "Мы за них не стоим, хотя их воров всех, в один час велите побить".
В ярости от случившегося у него под носом султан Мурад не знал покоя ни днем, ни ночью. В своей империи он приказал закрыть все винные лавки и кофейни. За распитие вина, питье кофе, курение табака наказание следовало одно - смерть. Несмотря на это, сам Мурад запил в горькую и умер.
К власти пришел полусумасшедший султан Ибрагим, вместо которого правила его мать с визирем Мухамет-пашой. Первым делом они снеслись с крымским ханом. Тот ответил: "Если мы дадим им время на передышку, они опустошат берега Анатолии своими эскадрами. Я не раз докладывал Дивану, что по соседству с нами имеются два... опорных пункта, которые нам бы следовали занять. Теперь ими стали владеть русские". Речь здесь идет, по всей видимости, о Воронеже.
Весной 1638 года возвратившийся из плена атаман Сафон Бобырев показал в Разрядном приказе следующее: "А в верхние де городки из Азова при нем, Сафоне, казаки послали весть, чтоб казаки все ехали к ним в Азов". И казаки с верховьев Дона шли, ехали, плыли туда, где, как все понимали, предстояли жестокие битвы с противником.
Вставка Предложение помощи казакам в январе 1640 года пришло в Азов даже из далекой Персии. Шах Сефи I прислал в Азов посла Мараткана Мамедова со свитой в 40 человек. Его величество предложил бескорыстно для борьбы против общего врага 20 тысяч своего отборного войска. Казаки от помощи иноверцев отказались.
В январе 1641 года под стены Азова крымский хан Бахадур-Гирей привел 14 тысяч всадников. Пять дней яростных схваток показали тщетность ханских надежд. Пришлось возвращаться в Крым не солоно хлебавши. Хан вскоре прислал посла в предложением заплатить сорок тысяч червонцев золотом, если казаки уйдут из Азова миром. Казаки только посмеялись: "Идите вы к дьяволу со своими червонцами!"
Войсковой атаман верхнедонской казак Осип Петров и его товарищ (заместитель) Наум Васильев создали мощную систему обороны. Под техническим руководством прибылого казака мадьяра Ивана (Югана) Арадова были подняты стены и валы, вырыты минные ходы и "слухи" для своевременного обнаружения подкопов противника. Для обороны священного города казачество собралось 5300 казаков. С ними были 800 жен.
Турецкая империя двинула на Азов 20 тысяч янычар, 50 тысяч крымских татар, 10 тысяч черкесов, множество других воинов Аллаха. Через море на 43 галерах и множестве линейных судов было доставлено 129 проломных пушек, ядра которых весили до двух пудов, 674 мелких пушки и 32 зажигательные мортиры, стрелявших ядрами, начиненными "греческим огнем" (напалмом). Войсками командовал силистрийский паша Гуссейн-Дели, крымской конницей - хан Бегадырь, флотом - ага Пиал.
24 июня 1641 г. турки и их союзники обступили Азов от Дона до моря. Все пространство степи перед крепостью, от горизонта до горизонта, заполнили войска. Парламентеры предложили за сдачу города 12 тысяч червонцев сразу и 30 тысяч - по выступлению из него. Казачий ответ был таким: "Сами волею взяли мы Азов, сами и отстаивать будем, помощи, кроме Бога, ни от кого не ожидаем и прельщений ваших не слушаем, ни словами, а саблями примем вас...". Казаки под началом Наума Васильева предприняли успешные вылазки через подземные галереи.
25 июня турецкие батареи открыли ураганный огонь. Потом последовал жестокий приступ. Янычары упорно шли вперед с криком "Алла!" Они встретили твердый отпор.
Турки потеряли 6 тысяч убитыми на стенах и взорванными на минах. Парламентеры попросили перемирия для уборки трупов, обещая заплатить за это золотом. Казаки согласие на перемирие дали, но от денег отказались: "Не продаем убитого трупу никому же. Не дорого нам серебро ваше и злато, дорога слава вечная!".
После этого началась беспрерывная изматывающая осада. Свежие турецкие войска, сменяя друг друга, день и ночь лезли на стены. Наум Васильев передал атаманскую власть Осипу Петрову. Казаки не имели возможности ни для сна, ни для отдыха. Турецкая артиллерия до подошвы снесла крепостной вал. Казаки насыпали новый. 17 турецких минных галерей были обнаружены и взорваны. Паша Гуссейн-Дели стал просить подкрепления. Но получил ответ: "Возьми Азов или отдай свою голову!".
Московский посол в Константинополе Афанасий Буколов и толмач (переводчик) Богдан Лыков передали царю благодарность визиря за то, что тот ничем не помог казакам. Одновременно он сообщал, что турки и их союзники из 150 тысяч воинов потеряли уже 100 тысяч. Визирь горестно жаловался: "А не взяв де Азова и нам де николи в покое не быть, всегда жа себя ждать гибели.
Как де казаки умножатся и город укрепят и нам де в Царьграде не отсидеться".
Крымский хан начал отступать от Азова, несмотря ни на какие угрозы, просьбы, убеждения и посулы. К этому времени казаки лишились всей своей артиллерии. Припасы подходили к концу. Казаки стали прощаться: "Простите же нас, леса темные и дубравы зеленые; простите нас, поля чистые и тихие заводи; простите нас, море синее и Тихий Дон Иванович!"
25 сентября отслужили молебен. Все одного построились в колонну. Казаки, женщины, раненые, больные. Открыли ворота и пошли в последний бой. Не смерть была страшна, а плен. Все были готовы пробиться или умереть. В утреннем тумане дошли до турецких позиций... Но они оказались брошенными противником. Только издалека доносился топот и шум отступавших.
Так закончилась битва, вошедшая в историю под названием Азовское сидение. Для тогдашнего мира Азов стал символом не только казачьей, но и русской славы.
28 октября 1641 года атаман Осип Петров отправил царю посольство с просьбой взять Азов под свою руку. Решение этого вопроса было возложено на боярскую думу и конкретно боярина Морозова. Был даже собран Собор. Переговоры тянулись месяцами и ни к чему не привели.
В 1642 году последовал царский указ казачеству оставить Азов и возвратиться по своим станицам и куреням. Казаки разрушили крепость до основания. Вывезли железные крепостные ворота и огромное коромысло городских весов. А в России продолжалось строительство Белгородской черты длиною 800 километров. Закончилось оно только в 1658 году. Этой оборонительной линией Москва отделилась не только от своих врагов - турок и татар, но и от казаков...
Александр ДЕГТЯРЕВ,
ученый-секретарь Воронежского областного совета краеведов

Сергеев_ЮВ

http://www.krotov.info/acts/17/1641azov.html

Потрясающий литературный памятник об азовском сидении, но плохо читается на темном фоне, привожу его копией.

Повесть об азовском осадном сидении донских казаков
Лета 7150[1] октября в 28 день приехали к государю царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всеа России к Москве з Дону из Азова города донские казаки: атаман казачей Наум Василев да ясаул Федор Иванов [2]. А с ним казаков 24 человека, которые сидели в Азове городе от турок в осаде. И сиденью своему осадному привезли оне роспись [3]. А в росписи их пишет.
В прошлом, де, во 149-м году июня в 24 день[4] прислал турской Ибрагим салтан царь под нас, казаков, четырех пашей своих, да дву своих полковников, Капитана да Мустафу, да ближние своей тайные думы, покою своего слугу да Ибремя-скопца над ними уже пашами смотрети вместо себя, царя, бою их и промыслу[5], как станут промышлять паши его и полковники над Азовым городом. А с ними пашами прислал под нас многую свою собранную рать бусурманскую, совокупя на нас подручных своих двенатцать земель. Воинских людей, переписаной своей рати, по спискам, боевого люду двести тысящей, окроме поморских и кафимских и черных мужиков[6], которые на сей стороне моря собраны изо всей орды крымские и нагайские[7] на загребение наше, чтобы нас им живых загрести, засыпати бы нас им горою высокою, как оне загребают люди персидские[8]. А себе бы им и тем смертию нашею учинить слава вечная, а нам бы укоризна вечная. Тех собрано людей на нас черных мужиков многия тысящи, и не бе числа им и писма. Да к ним же после пришел крымской царь, да брат ево народым Крым Гирей царевичь[9] со всею своею ордою крымскою и нагайскою, а с ним крымских и нагайских князей и мурз и татар ведомых, окроме охотников [10], 40 000. Да с ним, царем, пришло горских князей и черкас ис Кабарды 10 000. Да с ними ж, пашами, было наемных людей и у них немецких[11] два полковника, а с ними салдат 6000. Да с ними ж, пашами, было для промыслов над нами многие немецкие люди городоимцы, приступные и подкопные мудрые вымышленники[12] многих государств: из Реш еллинских и Опанеи великия[13], Винецеи великие и Стеколни[14] и француски наршики[15], которые делать умеют всякие приступные и подкопные мудрости и ядра огненные чиненыя. Наряду было с пашами пушок под Азовым великих болших ломовых[16] 129 пушек. Ядра у них были великия в пуд, в полтара и в два пуда. Да мелкова наряду было с ними всех пушек и тюфяков[17] 674 пушки, окроме верховых пушек[18] огненных, тех было верховых 32 пушки. А весь наряд был у них покован на цепях, боясь того, чтоб мы, на выласках вышед, ево не взяли. А было с пашами турскими людей ево под нами розных земель: первые турки, вторые крымцы, третьи греки, четвертые серби, пятые арапы, шестые мужары [19], седмые буданы, осмые башлаки [20], девятые арнауты[21], десятые волохи[22], первые на десять[23] митьяня [24], второе на десять черкасы, третие на десять немцы. И всего с пашами людей было под Азовым и с крымским царем по спискам их браново ратного мужика, кроме вымышлеников немец и черных мужиков и охотников, 256 000 человек.
А збирался турской царь на нас за морем и думал ровно четыре годы[25]. А на пятой год он пашей своих к нам под Азов прислал. Июня в 24 день в ранней самой обед пришли к нам паши его и крымской царь и наступили они великими турецкими силами. Все наши поля чистые от орды нагайския, где у нас была степь чистая, тут стали у нас одном часом, людми их многими, что великия непроходимыя леса темные. От силы их турецкие и от уристания[26] конского земля у нас под Азовым погнулась и реки у нас из Дону вода волны на берегу показала, уступила мест своих, что в водополи [27]. Почали оне, турки, по полям у нас ставитца шатры свои турецкие и полатки многие и наметы[28] великие, яко горы страшные забелелися. Почали у них в полках их быть трубли болшие в трубы великия, игры многия, писки великия несказанные, голосами страшными их бусурманскими. После того у них в полках их почала быть стрелба мушкетная и пушечная великая. Как есть стояла над нами страшная гроза небесная, будто молние, коль страшно гром живет от владыки с небесе. От стрелбы их той огненной стоял огнь и дым до неба, все наши градские крепости потряслися от стрелбы их огненные, и луна померкла во дни том светлая, в кровь обратилась, как есть наступила тма темная. Страшно нам добре стало от них в те поры и трепетно и дивно несказанно на их стройной приход бусурманской было видети. Никак непостижимо уму человеческому в нашем возрасте [29] того было услышати, не токмо что такую рать великую и страшную и собранную очима кому видети. Близостию самою оно к нам почали ставитца за полверсты малыя от Азова города. Их янычарския головы[30] строем их янычерским идут к нам оне под город великими болшими полки и купами на шаренки[31]. Многия знамена у них, всех янычен [32], великие, неизреченные, черные бе знамена. Набаты[33] у них гремят, и в трубы трубят и в барабаны бъют в великия ж несказанныя. Двенатцать их голов яныческих. И пришли к нам самою близостию к городу стекшися, оне стали круг города до шемпова в восм рядов от Дону, захватя до моря рука за руку [34]. Фитили у них у всех янычар кипят у мушкетов их, что свечи горят. А у всякого головы в полку янычаней по двенатцати тысящей. И все у них огненно, и платье на них, на всех головах яныческих златоглавое, на янычанях на всех по збруям их одинакая красная, яко зоря кажется. Пищали у них у всех долгие турские з жаграми [35]. А на главах у всех янычаней шишаки, яко звезды кажутся. Подобен строй их строю салдацкому. Да с ними ж тут в ряд стали немецких два полковника с салдатами. В полку у них солдат 6000.
Того же дни на вечер, как пришли турки к нам под город, прислали к нам паши их турецкие толмачей своих бусурманских, перских и еллинских [36]. А с ними, толмачами, прислали говорить с нами яныченскую голову первую от строю своего пехотного. Почал нам говорить голова их яныческой словом царя своего турского и от четырех пашей и от царя крымского речью гладкого:
О люди божий царя небеснаго, никем в пустынях водимы или посылаеми. Яко орли парящи, без страха по воздуху летаете, и яко лвы свирепи в пустынях водимы, рыкаете, казачество донское и волское[37], свирепое, соседи наши ближние, непостоянные нравы, лукавые, вы пустынножителем лукавые убицы, разбойницы непощадные, несытые ваши очи, неполное ваше чрево, николи не наполнится. Кому приносите такие обиды великие и страшные грубости? Наступили вы на такую десницу высокую, на царя турского. Не впрям еще вы на Руси богатыри светоруские. Где вы тепере можете утечи от руки ево? Прогневали вы Мурат салтанова величества, царя турского[38]. Да вы ж взяли у нево любимою ево цареву вотчину, славной и красной Азов город. Напали вы на него, аки волцы гладные. Не пощадили вы в нем никакова мужичска возраста[39] ни старова жива, и детей побили всех до единова. И положили вы тем на себя лютое имя звериное. Разделили государя царя турскаго со всею ево ордою крымскою воровством своим и тем Азовым городом. А та у него орда крымская — оборона ево на все стороны. Убили вы у него посла ево турского Фому Катузина [40], с ним побили вы армен и греченин, а послан он был к государю вашему. Страшная вторая: разлучили вы его с карабелним пристанищем. Затворили вы им Азовым городом все море Синее: не дали проходу по морю ни караблям ни катаргам[41] ни в которое царство, поморские городы. Согрубя вы такую грубость лютую, чего конца в нем своего дожидаетесь? Очистите вотчину Азов город в ночь сию не мешкая. Что есть у вас в нем вашего серебра и злата, то понесите из Азова города вон с собою в городки свои казачьи, без страха, к своим товарищам. А на отходе ничем не тронем вас. А естли толко вы из Азова города в нощ сию не выйдете, не можете уж завтра у нас живы быти. И кто вас может, злодеи убицы, укрыть или заступить от руки ево такие силные и от великих таких страшных и непобедимых сил его, царя восточного турского? Хто постоит ему? Несть никово равна или ему подобна величеством и силами на свете, единому лише повинен он богу небесному, един он лишь верен страж гроба божия: по воле ж божией избра ево бог единаго на свете ото всех царей. Промышляйте в нощ сию животом своим.
Не умрете от руки ево, царя турскаго, смертию лютою: своею он волею великой государь восточной, турской царь, не убийца николи вашему брату, вору, казаку-разбойнику. Ему то, царю, честь достойная, что победит где царя великого, равнаго своей чести, а ваша ему не дорога кров разбойничья. А естли уже пересидите в Азове городе нощ сию чрез цареву такую милостивую речь и заповеть, примем завтра град Азов и вас в нем, воров-разбойников, яко птицу в руце свои. Отдадим вас, воров, на муки лютые и грозные. Раздробим всю плоть вашу на крошки дробные. Хотя бы вас, воров, в нем сидело 40 000, ино силы под вас прислано с пашами болши 300 000. Волосов ваших столко нет на главах ваших, сколко силы турския под Азовом городом. Видите вы и сами, воры глупые, очима своима силу ево великую, неизреченную, как оно покрыли всю степь великую. Не могут, чаю, с высоты города очи ваши видеть другова краю сил наших, однех писмяньих[42]. Не перелетит через силу нашу турецкую никакова птица парящая: от страху людей ево и от множества сил наших валитца вся с высоты на землю. И то вам, вором, дает ведать, что от царства вашего силнаго Московскаго никакой от человек к вам не будет руских помощи и выручки[43]. На што вы надежны, воры глупые? И запасу хлебного с Руси николи к вам не присылают. А естли толко вы служить похочете, казачество свирепое, государю царю водному рать салтанову величеству, толко принесете ему, царю, винные[44] свои головы разбойничьи в повиновение на службу вечную. Отпустит вам государь наш турецкой царь и паши ево все ваши казачьи грубости прежние и нынешнее взятье азовское. Пожалует наш государь, турецкой царь, вас, казаков, честию великою. Обогатит вас, казаков, он, государь, многим неизреченным богатством. Учинит вам, казаком, он, государь, во Цареграде у себя покой великий. Во веки положит на вас, на всех казаков, платье златоглавое и печати богатырские з золотом, с царевым клеймом своим. Всяк возраст вам, казаком, в государево ево Цареграде будут кланятся. Станет то ваша казачья слава вечная во все край от востока и до запада. Станут вас называть во веки все орды бусурманские и енычены и персидские светорускими богатыри, што не устрашилися вы, казаки, такими своими людми малыми, с семью тысящи, страшных таких непобедимых сил царя турского — 300 000 письменных. Дождалися их вы к себе полкы под город. Каков пред вами, казаками, славен и силен и многолюден и богат шах, персицкой царь. Владеет он всею великою Персидою и богатою Индеею. Имеет у себя рати многия, яко наш государь турецкой царь. И тот шах, персидской царь, впрям не стоит николи на поле противу силного царя турскаго. И не сидят люди ево персидские противу нас, турок[45], многими тысящи в городех своих, ведая оне наше свирепство и бестрашие».
Ответ наш казачей из Азова города толмачем и голове яныческому:
Видим всех вас и до сех мест[46] про вас ведаем же, силы и пыхи[47] царя турского все знаем мы. И видаемся мы с вами, турскими, почасту на море и за морем на сухом пути. Знакомы уж нам ваши силы турецкие. Ждали мы вас в гости к себе под Азов дни многие. Где полно ваш Ибрагим, турской царь, ум свой девал? Али у ново, царя, не стало за морем серебра и золота, что он прислал под нас, казаков, для кровавых казачьих зипунов наших[48], четырех пашей своих, а с ними, сказывают, что прислал под нас рати своея турецкий 300 000. То мы и сами видим впрямь и ведаем, что есть столко силы ево под нами, с триста тысящ люду боевого, окроме мужика черново. Да на нас же нанял он, ваш турецкой царь, ис четырех земель немецких салдат шесть тысячь да многих мудрых подкопщиков, а дал им за то казну свою великую. И то вам, турком, самим ведомо, што с нас по се поры нихто наших зипунов даром но имывал. Хотя он нас, турецкой царь, и взятьем возьмет в Азове городе такими своими великими турецкими силами, людми наемными, умом немецким, промыслом, а не своим царевым дородством[49] и разумом, не большая то честь будет царя турского имяни, что возмет нас, казаков в Азове городе, не изведет он тем казачья прозвища, не запустиет Дон головами нашими. На взыскание наше[50] молотцы з Дону все будут. Пашам вашим от них за море итти. Естли толко нас избавит бог от руки ево силныя такия, отсидимся толко от вас в осаде в Азове городе от великих таких сил его, от трехсот тысящей, людми своими такими малыми, всево нас казаков во Азове сидит отборных оружных 7590, соромота ему будет царю вашему вечная от ево братии и от всех царей. Назвал он сам себя, будто он выше земных царей. А мы людие божий, надежа у нас вся на бога, и на мать божию богородицу, и на их угодников, и на свою братью товарыщей, которые у нас по Дону в городках живут. А холопи мы природные[51] государя царя христианскаго[52] царства московского. Прозвище наше вечное — казачество великое донское безстрашное. Станем с ним, царем турским, битца, что с худым свиным наемником. Мы себе, казачество волное, укупаем [53] смерть в живота места. Где бывают рати ваши великия, тут ложатся трупы многие. Ведомы мы людии — не шаха персидского: их то вы что жонок засыпаете в городех их горами высокими. Хотя нас, казаков, сидит сем тысящей пятьсот девяносто человек, а за помощию божиею не боимся великих ваших царя турского трехсот тысящей и немецких промыслов. Гордому ему бусурману, царю турскому, и пашам вашим бог противитца за ево такие слова высокие. Равен он, собака смрадная, ваш турской царь, богу небесному пишется. Не положил он, бусурман поганой и скаредной, бога себе помошника. Обнадежился он на свое великое тленное богатство. Вознес сотона, отец ево гордостью до неба, а пустит ево за то бог с высоты в бездну вовеки. От нашей ему казачьей руки малыя соромота ему будет вечная, царю. Где ево рати великий топеря в полях у нас ревут и славятца [54], завтра тут лягут люди ево от нас под градом и трупы многия. Покажет нас бог за наше смирение христианское перед вами, собаками, яко лвов яростных. Давно у нас в полях наших летаючи, а вас ожидаючи, хлекчут орлы сизые и грают вороны черные подле Дону, у нас всегда брешут лисицы бурые, а все они ожидаючи вашево трупу бусурманского. Накормили мы их головами вашими, как у турского царя Азов взяли, а тонере им опять хочется плоти вашея, накормим уж их вами досыти. Азов мы взяли у ново царя турскаго не татиным[55] веть промыслом, впрям взятьем, дородством своим и разумом для опыту, каковы ево люди турецкие в городех от нас сидеть. А сели мы в нем людми малыми ж, розделясь нароком[56] надвое, для опыту: посмотрим турецких сил ваших и умов и промыслов. А все то мы применяемся к Ерусалиму и Царюграду, лучитця нам так взять у вас Царьград. То царство было христианское[57]. Да вы ж нас, бусурманы, пужаете, что с Руси не будет к нам запасов и выручки, будто к вам, бусурманом, из государства Московскога про нас то писано. И мы про то сами ж и без вас, собак, ведаем, какие мы в государство Московском на Руси люди дорогие и к чему мы там надобны. Черед мы свой сами ведаем. Государство великое и пространное Московское многолюдное, сияет оно посреди всех государств и орд бусурманских и еллинских и персидских, яко солнце. Не почитают нас там на Руси и за пса смердящаго. Отбегохом мы ис того государства Московского из работы вечныя, от холопства полного, от бояр и дворян государевых, да зде вселилися в пустыни непроходные, живем, взирая на бога. Кому там потужить об нас? Ради там все концу нашему. А запасы к нам хлебные не бывают с Руси николи. Кормит нас, молотцов, небесный царь на поле своею милостию: зверьми дивиими [58] да морскою рыбою. Питаемся, ако птицы небесные: ни сеем, ни орем, ни збираем в житницы. Так питаемся подле моря Синяго. А сребро и золото за морем у вас емлем. А жены себе красные любые, выбираючи, от вас же водим[59]. А се мы у вас взяли Азов город своею казачьего волею, а не государьским повелением, для зипунов своих казачьих да для лютых пых ваших. И за то на нас государь наш, холопей своих далних, добре кручиноват. Боимся от него, государя царя, за то казни к себе смертный за взятье азовское. И государь наш, великой, пресветлой и праведной царь, великий князь Михаиле Феодоровичь веса Русии самодержец, многих государств и орд государь и обладатель. Много у него, государя царя, на великом холопстве таких бусурманских царей служат ему, государю царю, как ваш Ибрагим турской царь. Коли он, государь наш, великой пресветлой царь, чинит по преданию святых отец, не желает разлития крове вашея бусурманския. Полон государь и богат от бога ж данными своими и царскими оброками и без вашего смраднаго бусурманского и собачья богатства. А естли на то было тако ево государское повеление, восхотел бы толко он, великой государь, кровей ваших бусурманских разлития и городам вашим бусурманским разорения за ваше бусурманское к нему, государю, неисправление, хотя бы он, государь наш, на вас на всех бусурманов велел быть войною своею украиною, которая сидит у него, государя, от поля, от орды нагайские [60], ино б и тут собралося людей ево государевых руских с одной ево украины болши легеона тысящи. Да такие ево государевы люди руские украинцы, что они подобны на вас и алчны вам, яко лвы яростные, хотят поясть живу вашу плоть бусурманскую. Да держит их и не повелит им на то ево десница царская, и в городех во всех под страхом смертным за царевым повелением держат их воеводы государевы. Не скрылся бы ваш Ибрагим, царь турской, от руки ево государевой и от жестокосердия людей ево государевых и во утробе матери своей, и оттуду бы ево, распоров, собаку, выпяли да пред лицем царевым поставили. Не защитило бы ево, царя турского, от руки ево государевой и от ево десницы высокие и море бы Синее, не удержало людей ево государевых. Было бы за ним, государем, однем летом Ерусалим и Царьгород попрежнем, а в городех бы турецких во всех ваших не устоял и камень на камени от промыслу руского. Вы ж нас зовете словом царя турского, чтоб нам служить ему, царю турскому. А сулите нам от него честь великую и богатство многое. И мы люди божий, холопи государя московского, а се нарицаемся по крещению христианя православные, как можем служить царю неверному, оставя пресветлой свет здешной и будущей? Во тму итти не хочетца! Будем мы ему, царю турскому, в слуги толко надобны, и мы, отсидевся и одны от вас и от сил ваших, побываем у него, царя, за морем, под ево Царемградом, посмотрим ево Царяграда строения, кровей своих. Там с ним, царем турским, переговорим речь всякую, лиш бы ему наша казачья речь полюбилась. Станем ему служить пищалями казачьими да своими саблями вострыми. А топерво нам говорить не с кем, с пашами вашими. Как предки ваши, бусурманы, учинили над Царемградом — взяли ево взятьем, убили в нем государя, царя храброго Костянтина благовернаго [61], побили христиан в нем многие тысящи-тмы, обагрили кровию нашею христианскою все пороги церковный, до конца искоренили всю веру христианскую, так бы нам над вами учинить нынече с обрасца вашего. Взять бы его, Царьград, взятьем из рук ваших Убить бы против того в нем вашего Ибрагима, царя турского, и со всеми вашими бусурманы, пролить бы так ваша кровь бусурманская нечистая, тогда бы то у нас с вами мир был в том месте, А тонере нам и говорить с вами болше того нечего, что мы твердо ведаем. А что вы от нас слышите, то скажите речь нашу пашам своим. Нелзя нам мирится или верится бусурману с христианином. Какое преобращение! Христианин побожится душою христианскою, да на той он правде век стоит, а ваш брат, бусурман, побожится верою бусурманскою, а вера ваша бусурманская и житье ваше татарское равно з бешеною сабакою. Ино чему вашему брату-собаке верити? Ради мы вас завтра подчивать, чем у нас молотцов в Азове бог послал. Поезжайте от нас к своим глупым пашам, не меткая. А опять к нам с такою глупою речью не ездите. Оманывать вам нас, ино даром лише дни терять. А кто к нам от вас с такою речью глупою опять впредь буде, тому у нас под стеною убиту быть. Промышляйте вы тем, для чего вы от царя турского к нам присланы.
Мы у вас Азов взяли головами своими молодецкими, людми немногими. А вы ево у нас ис казачьих рук доступаете[62] уже головами турецкими, многими своими тысещи. Кому-то из нас поможет бог? Потерять вам под Азовым турецких голов своих многие тысящи, а не видать ево вам из рук наших казачьих и до веку. Нешто ево, отняв у нас, холопей своих, государь наш царь и великий князь Михаиле Феодоровичь, веса России самодержец, да вас им, собак, пожалует попрежнему, то уже ваш будет: на то ево воля государева».
Как от Азова города голова и толмачи приехали в силы своя турецкия к пашам своим, и начата в рати у них трубить в трубы великия собранные. После той их трубли почали у них бить в грамады[63] их великия и набаты и в роги и в цебылги[64] почали играть добре жалостно. А все разбирались оне в полках своих и строилися ночь всю до свету. Как на дворе в часу уже дни, почали выступать из станов своих силы турецкий. Знамена их зацвели на поле и прапоры[65], как есть по полю цветы многий. От труб великих и набатов их пошол неизреченной звук. Дивен и страшен приход их к нам под город.
Пришли к приступу немецкие два полковника с салдатами. За ними пришел строй их весь пехотной яныческой — сто пятдесят тысячь. Потом и орда их вся пехотою ко граду и к приступу, крикнули стол смело и жестоко приход их первой. Приклонили к нам они все знамена свои ко граду. Покрыли наш Азов город знаменами весь. Почали башни и стены топорами сечь. А на стены многия по десницам в те поры взошли. Уже у нас стала стрелба из града осаднаго: до тех мест молчали им. Во огни уже и в дыму не мочно у нас видети друг друга. На обе стороны лише огнь да гром от стрельбы стоял, огнь да дым топился[66] до небеси. Как то есть стояла страшная гроза небесная, коли бывает с небеси, гром страшный с молнием. Которые у нас подкопы отведены были за город для их приступного времене, и те наши подкопы тайные все от множества их неизреченных сил не устояли, все обвалились: не удержала силы их земля. На тех то пропастях побито турецкия силы от нас многия тысящи. Приведен у нас был весь наряд на то место подкопное и набит был он у нас весь дробом сеченым. Убито у них под стеною города на приступе том в тот первой день турков шесть голов однех яныческих да два немецкий полковника со всеми своими салдатами с шестью тысящи. В тот же день, вышед, мы вынесли болшое знаме на выласке, царя турскаго [67], с коим паши ево перво приступали к нам турские, тот первой день всеми людьми своими до самой уже ночи и зорю всю вечернюю. Убито у них в тот первой день от нас под городом, окроме шти[68] голов их яныческих и дву полковников, одных янычаней дватцать полтретьи тысящи [69], окроме раненых.
На другой день в зорю светлую опять к нам турские под город прислали толмачей своих, чтоб нам дати им отобрати от града побитой их труп, который у нас побит под Азовом, под стеною города. А давали нам за всякую убитую яныческу голову по золотому червонному, а за полковниковы головы давали по сту талеров. И войском за то не постояли им[70], не взяли у них за битые головы серебра и золота: «Не продаем мы никогда трупу мертваго, но дорога нам слава вечная. То вам от нас из Азова города, собакам, игрушка первая, лише мы молотцы ружье свое почистили. Всем то вам, бусурманам, от нас будет, иным нам вас нечем подчивать, дело у нас осадное». В тот другой день бою у нас с ними не было. Отбирали они свой побитой труп до самой до ночи; выкопали ему, трупу своему, глубокой ров от города три версты и засыпали ево тут горою высокою и поставили над ним многие признаки[71] бусурманские и подписаны на них языки розными.
После того в третей день опять оне к нам, турки, пришли под город со всеми своими силами, толко стали уже вдали от нас, а приступу к нам уже не было. Зачали ж их люди пешие в тот день вести к нам гору высокую, земляной великой вал, выше многим Азова города. Тою горою высокою хотели нас покрыть в Азове городе своими великими турецкими силами. Привели ее в три дни к нам. И мы, видя ту гору высокую, горе свое вечное, что от нее наша смерть будет, попроси у бога милости и у пречистые богородицы помощи и у Предтечина образа[72], и призывая на помощь чюдотворцы московские, и учиня меж себя мы надгробное последнее прощение друг з другом и со всеми христианы православными, малою своею дружиною седмью тысящи пошли мы из града на прямой бой противу их трехсот тысящ.
Господь, сотворитель, небесный царь, не выдай нечестивым создания рук своих: видим оних сил пред лицем смерть свою лютую. Хотят нас живых покрыть горою высокою, видя пустоту[73] нашу и безсилие, что нас в пустынях покинули все христиане православные, убоялися их лица страшнаго и великия их силы турецкия. А мы, бедныя, не отчаяли от себя твоея владычни милости, ведая твоя щедроты великия, за твоею божиею помощию за веру христианскую помираючи, бьемся противу болших людей трехсот тысячь и за церкви божия, за все государьство Московское и за имя царское».
Положа на себя все образы смертныя, выходили к ним на бой, единодушно все мы крикнули, вышед к ним: «С нами бог, разумейте, языцы неверные, и покоритеся, яко с нами бог!» Услышели неверные изо уст наших то слово, что с нами бог, не устоял впрям ни один против лица нашего, побежали все и от горы своей высокия. Побили мы их в тот час множество, многия тысящи. Взяли мы у них в те поры на выходу, на том бою у той горы, шеснатцать знамен одних яныческих да дватцать воем бочек пороху. Тем то их мы порохом, подкопався под ту их гору высокую, да тем порохом разбросали всю ее. Их же побило ею многий тысящи и к нам их янычаня тем нашим подкопом живых их в город кинуло тысячу пятсот человек. Да уж мудрость земная их с тех мест миновалася. Повели уже они другую гору позади ее, болши тово, в длину ее повели лучных стрелбища в три, а в вышину многим выше Азова города, а широта ей — как бросить на нее дважды каменем. На той то уже горе оне поставили весь наряд свой пушечной и пехоту привели всю свою турецкую, сто пятдесят тысячь, и орду нагайскую всю с лошадей збили. И почели с той горы из наряду бить оне по Азову городу день и нош, беспрестанно. От пушек их страшный гром стал, огнь и дым топился от них до неба. Шеснатцать дней и шеснатцать нощей не премолк наряд их ни на единой час пушечной. В те дни и нощи от стрелбы их пушечной все наши азовские крепости распалися. Стены и башни все и церков Предтечева и полаты збили все до единые у нас по подошву самую.
А и наряд наш пушечной переломали весь. Одна лише у нас во всем Азове городе церков Николина в полы[74] осталась, потому и осталася, што она стояла внизу добре [75], к морю под гору. А мы от них сидели по ямам. Всем выглянут нам из ям не дали. И мы в те поры зделали себе покои великия в земле под ними, под их валом: дворы себе потайные великие. И с тех мы потайных дворов своих под них повели 28 подкопов, под их таборы. И тем мы подкопами учинили себе помощ, избаву великую. Выходили ношною порою на их пехоты янычана, и побили мы множество. Теми своими выласками нощными на их пехоту турецкую положили мы на них великой страх, урон болшой учинили мы в людех их. И после того паши турецкия, глядя на наши те подкопные мудрые осадные промыслы, повели уже к нам напротиву из своево табору 17 подкопов своих. И хотели оне к нам теми подкопами пройти в ямы наши, да нас подавят своими людми велими. И мы милостию божиею устерегли все те подкопы их, порохом всех их взорвало, и их же мы в них подвалили многие тысящи. И с тех то мест подкопная их мудрость вся миновалась, постыли уж им те подкопные промыслы.
А было всех от турок приступов к нам под город Азов 24 приступа всеми людьми. Окроме болшова приступа первого. такова жестоко и смела приступу не, бывало к нам: ножами мы с ними резались в тот приступ. Почали к нам уж оне метать в ямы наши ядра огненные чиненые и всякие немецкие приступные мудрости. Тем нам они чинили пуще приступов тесноты[76] великие. Побивали многих нас и опаливали. А после тех ядр уж огненных, вымысля над нами умом своим, отставя же они все свои мудрости, почали оне нас осиливать и доступать прямым боем своими силами.
Почали они к нам приступу посылать на всяк день людей своих, яныченя; по десяти тысящей приступает к нам целой день до нощи; и нощ придет, на перемену им придет другая десять тысящ; и те уж к нам приступают нощ всю до свету: ни часу единого не дадут покою нам. А оне бъются с переменою день и нощ, чтобы тою истомою осилеть нас. И от такова их к себе зла и ухищренного промыслу, от бессония и от тяжких ран своих, и от всяких лютых нужд, и от духу смраднаго труплова отягчали мы все и изнемогли болезньми лютыми осадными. А все в мале дружине своей уж остались, переменитца некем, ни на единый час отдохнуть нам не дадут. В те поры отчаяли уже мы весь живот свой и в Азове городе и о выручке своей безнадежны стали от человек, толко себе и чая помощи от вышняго бога. Прибежим, бедные, к своему лиш помощнику, Предтечеву образу, пред ним, светом, росплачемся слезами горкими: «Государь-свет, помощник наш, Предтеча Иван, по твоему, светову, явлению разорили мы гнездо змиево, взяли Азов город. Побили мы в нем всех христианских мучителей, идолослужителей. Твой, светов, и Николин дом[77] очистили, и украсили мы ваши чудотворные образы от своих грешных и недостойных рук. Бес пения у нас по се поры перед вашими образы не бывало, а мы вас, светов, прогневали чем, что опять идете в руки бусурманские? На вас мы, светов, надеяся, в осаде в нем сели, оставя всех своих товарыщев. А топере от турок видим впрям смерть свою. Поморили нас безсонием, дни и нощи безпрестани с ними мучимся. Уже наши ноги под нами подогнулися и руки наши от обороны уж не служат нам, замертвели, уж от истомы очи наши не глядят, уж от беспрестанной стрелбы глаза наши выжгли, в них стреляючи порохом, язык уш наш во устнах наших не воротитца на бусурман закрычать — таково наше безсилие, не можем в руках своих никакова оружия держать. Почитаем мы уж себя за мертвой труп. 3 два дни, чаю, уже не будет в осаде сидения нашего. Топере мы, бедные, роставаемся с вашими иконы чудотворными и со всеми христианы православными: не бывать уж нам на святой Руси. А смерть наша грешничья в пустынях за ваши иконы чудотворный, и за веру христианскую, и за имя царское, и за все царство Московское». Почали прощатися:
Прости нас, холопей своих грешных, государь наш православной царь Михаиле Федоровичь веса Русии! Вели наши помянуть души грешныя! Простите, государи, вы патриархи вселенские! Простите, государи, все митрополиты, и архиепископы, и епископы! И простите все архимандриты и игумены! Простите, государи, все протопопы, и священницы, и дьяконы! Простите, государи, все христианя православные, и поминайте души наши грешные с родительми! Не позорны ничем государству Московскому! Мысля мы, бедныя, умом своим, чтобы умереть не в ямах нам и по смерти бы учинить слава добрая». Подняв на руки иконы чюдотворныя, Предтечеву и Николину, да пошли с ними против бусурман на выласку, их милостию явною побили мы их на выласке, вдруг вышед, шесть тысящей. И, видя то, люди турецкия, што стоит над нами милость божия, што ничем осилеть не умеют нас, с тех то мест не почали уж присылать к приступу к нам людей своих. От тех смертных ран и от истомы их отдохнули в те поры. После тово бою, три дни оно погодя, опять их толмачи почали к нам кричать, чтобы им говорити снами. У нас с ними уж речи не было, потому и язык наш от истомы нашей во устах наших не воротится. И оне к нам на стрелах почали ерлыки[78] метать. А в них оне пишут к нам, просят у нас пустова места азовского, а дают за него нам выкупу на всякого молотца по триста тарелей[79] сребра чистаго да по двести тарелей золота красного.
А в том вам паши наши и полковники сердитуют душею ту рекою, веть што ныне на отходе ничем не тронут вас, подите с серебром и з золотом в городки свое и к своим товарыщем, а нам лише отдайте пустое место азовское».
А мы к ним напротиву пишем: «Не дорого нам ваше собачье серебро и золото, у нас в Азове и на Дону своево много. То нам, молодцам, дорого надобно, чтобы наша была слава вечная по всему свету, что не страшны нам ваши паши и силы турецкия. Сперва мы сказали вам: дадим мы вам про себя знать и ведать паметно на веки веков во все край бусурманские, штобы вам было казать, пришед от нас, за морем царю своему турскому глупому, каково приступать х казаку рускому. А сколко вы у нас в Азове городе розбили кирпичу и камени, столко уж взяли мы у вас турецких голов ваших за порчу азовскую. В головах ваших да костях ваших складем Азов город путче прежнева. Протечет наша слава молодецкая во веки по всему свету, что складем городы в головах ваших. Нашел ваш турецкой царь себе позор и укоризну до веку. Станем с нево имать по всякой год уж вшестеро». После тово уж нам от них полехчело, приступу уж не бывало к нам, сметилися[80] в своих силах, што их под Азовым побито многие тысящи. А в сиденье свое осадное имели мы, грешные, пост в те поры и моление великое и чистоту телесную и душевную. Многие от нас люди искусные в осаде то видели во сне, и вне сна, ово жену прекрасну и светлолепну, на воздусе стояще посреди града Азова, ини мужа древна власы[81] в светлых ризах, взирающих на полки бусурманския. Ино та нас мать божия богородица не предала в руце бусурманския. И на них нам помощ явно дающе, вслух нам многим глаголюще умилным гласом: «Мужайтеся, казаки, а не ужасайтеся! Сей бо град Азов от беззаконных агарян[82] зловерием их обруган[83] и суровством их нечестивым престол Предтечин и Николин осквернен. Не токмо землю в Азове или престолы оскверниша, но и воздух над ним отемниша, торжище тут и мучителство христианское учиниша, разлучаша мужей от законных жен, сыны и дщери разлучаху от отцов и от матерей[84]. И от многово того плача и рыдания земля вся христианская от них стонаху. А о чистых девах и о непорочных вдовах и о сущих младенц безгрешных и уста моя не могут изрещи, на их обругания смотря. И услыша бог моления их и плачь, виде создание рук своих, православных христиан, зле погибающе, дал вам на бусурман отомщение: предал вам град сей и их в руце ваши. Не рекут нечистивый: «Где есть бог ваш христиански?» И вы братие не пецытеся[85], отжените весь страх от себя, не пояст[86] вас никой бусурманской мечь. Положите упование на бога, приимите венец нетленно от Христа, а души ваши примет бог, имате царствовати со Христом во веки».
Атаманы многие ж видели от образа Иванна Предтечи течаху от очей ево слезы многия по вся приступы. А первой день, приступное во время, видех ломпаду полну слез от ево образа. А на выласках от нас из города все видеша бусурманы, турки, крымцы и нагаи, мужа храбра и млада в одеже ратной, с одним мечем голым на бою ходяще, множество бусурман побиваше. Анаши не видели, лишо мы противу убитому[87] знаем, што дело божие, а не рук наших. Пластаны[88] люди турецкие, а сечены наполы: послана на них победа с небеси. И оне о том нас, бусурманы, многажды спрашивали: «Хто от вас выходит из града на бой с мечем?» И мы им сказываем: «То выходят воеводы наши».
А всего нашего сидения в Азове от турок в осаде было июня з 24 числа 149 году до сентября по 26 день 150 году. И всего в осаде сидели мы 93 дни и 93 нощи. А сентября в 26 день в нощи от Азова города турецкие паши с турки и крымской царь со всеми силами за четыре часа до свету, возмятясь[89] окаянные и вострепетась, побежали, никем нами гонимы. С вечным позором пошли паши турецкие к себе за море, а крымской царь пошол в орду к себе, черкасы пошли в Кабарду свою, нагаи пошли в улусы все. И мы, как послышали отход их ис табаров, — ходило нас, казаков, в те поры на таборы их тысяча человек. А взяли мы у них в таборех в тое пору языков, турок и татар живых, четыреста человек, а болних и раненых застали мы з две тысящи.
И нам тея языки в роспросех и с пыток говорили все единодушно, отчево в нощи побежали от града паши их и крымской царь со всеми своими силами. «В нощи в той с вечера было нам страшное видение. На небеси, над нашими полки бусурманскими шла великая и страшная туча от Руси, от вашего царства Московского. И стала она против самаго табору нашего. А перед нею, тучею, идут по воздуху два страшные юноши; а в руках своих держат мечи обнаженые, а грозятся на наши полки бусурманские. В те поры мы их всех узнали. И тою нощию страшные воеводы азовские во одежде ратной выходили на бои в приступы наши из Азова города. Пластали нас и в збруях [90] наших надвое. От тово-то страшново видения бег пашей турецких и царя крымского с таборов».
А нам, казакам, в ту же нощь с вечера в виде се всем виделось: по валу бусурманскому, где их наряд стоял, ходили тут два мужа леты древны, на одном одежда иерейская, а на другом власяница мохнатая. А указывают нам на полки бусурманские, а говорят нам: «Побежали, казаки, паши турецкие и крымской царь ис табор, и пришла на них победа Христа, сына божия, с небес от силы божия». Да нам же сказывали языки те про изрон людей своих, что их побито от рук наших под Азовом городом: письмяново люду побито однех у них мурз и татар, янычен их, девяносто шесть тысящ, окроме мужика черного и охотника тех янычан. А нас всех казаков в осаде село в Азове толко 7367-м человек. А которые осталися мы, холопи государевы, и от осады той, то все переранены, нет у нас человека целова ни единого, кой бы не пролил крови своея, в Азове сидечи, за имя божие и за веру христианскую. А тонере мы войском всем у государя царя и великого князя Михаила Феодоровича веса Руси просим милости, сиделцы[91] азовские и которые по Дону и в городках своих живут, холопей своих чтобы пожаловал и чтобы велел у нас принять с рук наших ту свою государеву вотчину, Азов город, для светого Предтечина и Николина образов, и што им, светом, годно тут. Сем Азовым городом заступит он, государь, от войны всю свою украину, не будет войны от татар и во веки, как сядут в Азове городе.
А мы, холопи ево, которые осталися у осаду азовския силы, все уже мы старцы увечные: с промыслу и з бою уж не будет нас. А се обещание всех нас предтечева образа в монастыре сво постричися, принять образ мнишески. За него, государя, станем бога молить до веку и за ево государское благородие. Ево то государскою обороною оборонил нас бог, верою, от таких турецких сил, а не нашим то молодецким мужеством и промыслом. А буде государь нас, холопей своих далних, не пожалует, не велит у нас принять с рук наших Азова города, заплакав, нам ево покинути. Подимем мы, грешные, икону Предтечеву да и пойдем с ним, светом, где нам он велит. Атамана своего пострижем у ево образа, тот у нас над нами будет игуменом, а ясаула пострижем, тот у нас над нами будет строителем[92]. А мы, бедные, хотя дряхлые все, а не отступим от ево Предтечева образа, помрем все тут до единова. Будет во веки славна лавра Предтечева.
И после тех же атаманов и казаков, что им надобно в Азов для осадного сидения 10 000 людей, 50 000 всякого запасу, 20 000 пуд зелия, 10 000 мушкетов, а денег на то на все надобно 221000 рублев.
Нынешняго 150 году по прошению и по присылки турского Ибрагима салтана царя, он, государь царь и великий князь Михаиле Феодоровичь, пожаловал турского Ибрагима салтана царя, велел донским атаманом и казаком Азов град покинуть.
Источник: Изборник (Сборник произведений литературы Древней Руси) / Сост. и общ. ред. Л.А.Дмитриева и Д.С.Лихачева. – М.: Худож. лит., 1969. – С.550-566, 772-774 (прим.). Подготовка текста «Задонщины» и прим. О.В.Творогова.
Примечания. «Повесть об Азовском осадном сидении» представляет собой облеченное в форму донесения («отписки») царю Михаилу Федоровичу (1613–1645 гг.) поэтическое описание действительных событий — четырехмесячной осады Азова турками в 1641 г. Мощная Азовская крепость — важный опорный пункт турецких владений в Причерноморье — была захвачена в 1637 г. без ведома и согласия русского правительства донскими казаками. В 1641 г. турецкий султан Ибрагим I послал под Азов огромную армию, насчитывавшую около 250 000 человек. В Азове же находилось лишь около пяти с половиной тысяч казаков. Казаки отвергли предложение турок сдать крепость и героически обороняли ее в течение четырех месяцев, отбив при этом 24 приступа. Турки были вынуждены снять осаду. Однако Земский собор, собравшийся в январе 1642 г., опасаясь войны с Турцией, отказался принять Азов в русское подданство, и летом 1642 г. остатки казачьего войска покинули город. Азов был присоединен к России лишь в 1696 г. в результате похода Петра I.
Автором так называемой «поэтической» повести об Азовском осадном сидении был, как полагают, один из участников казачьего посольства в Москву войсковой подьячий (начальник войсковой канцелярии) в прошлом беглый холоп князя Н. И. Одоевского, Федор Иванович Порошин. Повесть написана им зимой 1642 г., во время заседания Земского собора, как своеобразный поэтический призыв поддержать героическую борьбу казаков. В своем произведении Порошин широко использовал образы и мотивы древнерусской воинской повести и казачьего фольклора.
Текст повести публикуется по списку БАН 32. II. 7 XVII в. Исправления внесены по списку ГБЛ, собр. Ундольского, № 794, опубликованному в книге «Воинские повести древней Руси», М.–Л. 1949, и спискам ГПБ: НСРК, 1936, № 164; Q, XVII. 143 и Q, XVII. 209.

________________________________________
[1] 1642
[2] ...атаман казачей Наум Василев да ясаул Федор Иванов.— Наум Васильев руководил обороной Азова и возглавлял казачью «станицу» (посольство) в Москву; есаул (помощник атамана станицы) Федор Иванов Порошин — предполагаемый автор повести.
[3] донесение
[4] В прошлом, де, во 149-м году июня в 24 день... — Осада Азова и приезд казачьей станицы в Москву происходили в одном и том же — 1641 г., но по летосчислению XVII в. новый 7150 (1642) год начался с первого сентября.
[5] действий
[6] ...окроме поморских и кафимских и черных мужиков...— то есть подданных турецкого султана, живших по берегам Черного моря и в Кафе (Феодосии); «черными» назывались люди, жившие на государственной земле (не крепостные).
[7] ...орды крымские и ногайские... — Ногаи — тюркская народность; часть ногаев находилась в подчинении у крымского хана.
[8] ...загребают люди персидские. — Имеются в виду земляные валы, сооружавшиеся турками возле стен осаждаемых крепостей во время войны с Ираном (Персией).
[9] ...народам Крым Гирей царевичь... — Крым Герай — брат крымского хана Бегадыра Герая; народым (нур-эд-дин) — титул первого сановника ханства.
[10] добровольцев
[11] иноземных
[12] специалисты
[13] из греческого царства и великой Испании
[14] Стокгольма
[15] петардщики
[16] тяжелых
[17] орудий, стрелявших картечью
[18] мортир
[19] мадьяры (венгры)
[20] ...буданы... башлаки. — Буданы — мадьярское (венгерское) племя; башлаки — возможно, жители Боснии.
[21] албанцы
[22] жители Валахии
[23] одиннадцатые
[24] молдаване
[25] А збирался турской царь... четыре годы. — Казаки захватили Азов в 1637 г., но война с Персией (Ираном) и смерть султана задержали ответные действия турок.
[26] скакания
[27] половодье
[28] большие шатры
[29] на своем веку
[30] командиры
[31] отрядами в шеренгах (?)
[32] янычар
[33] барабаны
[34] то есть окружив
[35] ...сжаграми. — Жагра — приспособление для воспламенения заряда в пищали.
[36] персидских и греческих
[37] волжское
[38] ...Мурат салтанова величества, царя турского. — Азов был захвачен казаками в период правления султана Мурата IV.
[39] взрослых мужчин
[40] ...Фому Катузина... — В 1637 г. казаки убили турецкого посла в Москву Фому Кантакузина (грека, принявшего мусульманство), заподозрив его в попытке связаться с осажденным ими Азовом.
[41] ...катаргам... — турецким гребным судам.
[42] сосчитанных
[43] ...от царства вашего силнаго... не будет... помощи и выручки. — Русское правительство в дипломатических сношениях с Турцией стремилось подчеркнуть свой нейтралитет и снять с себя ответственность на действия казаков, хотя фактически тайно поддерживало их, регулярно посылая им жалованье, снабжая хлебом, оружием и припасами.
[44] повинные
[45] И не сидят люди ево персидские противу нас, турок... — В 1639 г. закончилась ирано-турецкая война; в результате победы турок персидский шах вынужден был отступить из захваченных им в начале войны районов Месопотамии.
[46] доныне
[47] угрозы
[48] ...для кровавых казачьих зипунов наших... — Зипун — название казачьей одежды и одновременно — добычи, трофеев.
[49] силой
[50] отомстить за нас
[51] по рождению
[52] А холопи мы природные государя царя христианскаго... — Намек на то, что казаки являлись в основном беглыми холодами (крепостными крестьянами)
[53] предпочитаем
[54] бахвалятся
[55] не воровским
[56] нарочно
[57] То царства было христианское... — отражение популярных на Руси и особенно в казачьей среде надежд на освобождение от власти «басурман» Константинополя, захваченного турками в 1453 г.
[58] дикими
[59] А сребро и золото... от вас же водим. — Намек на ежегодные опустошительные набеги донских и запорожских казаков на турецкие города. В 1623 г. казаки разорили предместья самого Константинополя.
[60] ...украиною... от орды нагайские... — Украиной называлась пограничная полоса («черта») с укреплениями н городами-крепостями, отделявшая Русское государство от Поля, то есть южных степей.
[61] ...Костянтина благовернаго — Константин XI Палеолог.
[62] добиваетесь
[63] орудия
[64] цимбалы
[65] флажки
[66] клубился
[67] ...вынесли болшое знамя на выласке, царя турскаго... — захваченное знамя было впоследствии доставлено казаками в Москву.
[68] шести
[69] двадцать две с половиной тысячи
[70] не приняли их предложения
[71] надгробия
[72] ...у Предтечина образа... — Святой Иоанн Предтеча считался покровителем: донских казаков.
[73] малочисленность
[74] до половины
[75] значительно ниже
[76] страдания
[77] ...Николин дом... — церковь Николы-чудотворца.
[78] записки
[79] талеров
[80] прикинули, посчитали
[81] седовласого
[82] магометан
[83] поруган
[84] ...торжище тут ...и от матерей. — В Азове, во времена владычества в нем турок, шла торговля «полоном» — угнанными во время турецких и татарских набегов жителями русских земель.
[85] печальтесь
[86] сразит
[87] по убитым
[88] рассечены
[89] придя в смятение
[90] доспехах
[91] бывшие в осаде
[92] ...строителем — экономом монастыря.

АндрейСафонов

Сергеев_ЮВ,
Юрий Васильевич, что же Вы из текста не убрали такие моменты:

"...А которые осталися мы, холопи государевы, и от осады той, то все переранены, нет у нас человека целова ни единого, кой бы не пролил крови своея, в Азове сидечи, за имя божие и за веру христианскую..."

"....А мы, холопи ево, которые осталися у осаду азовския силы, все уже мы старцы увечные: с промыслу и з бою уж не будет нас..."

"....Автором так называемой «поэтической» повести об Азовском осадном сидении был, как полагают, один из участников казачьего посольства в Москву войсковой подьячий (начальник войсковой канцелярии) в прошлом беглый холоп князя Н. И. Одоевского, Федор Иванович Порошин..."

Вот ужо увидит сие Светлаяръ, да начнёт пенять на то, то не могло быть таких казаков из беглых холопов.
Это я то ещё готов признать несколько источников образования донского казачества ("люди длинной воли", вольные потомки разных народов и разных сословий, вольные воины), а другие то не признают - у них всё от Адама

.

Сергеев_ЮВ

АндрейСафонов

Ты же знаешь, как приходилось уворачиваться казакам, чтобы получить от царя денежной помощи, пороха и оружия. Могли они свою челобитную оформить в таком виде. Тем более, что писал бывший холоп, а не казак. Но все равно это литературный памятник, с очень интересными познавательными деталями о героизме казаков.
Писалось для Земского собора.
"Автором так называемой «поэтической» повести об Азовском осадном сидении был, как полагают, один из участников казачьего посольства в Москву войсковой подьячий (начальник войсковой канцелярии) в прошлом беглый холоп князя Н. И. Одоевского, Федор Иванович Порошин. Повесть написана им зимой 1642 г., во время заседания Земского собора".

АндрейСафонов

Сергеев_ЮВ,

Я думаю, Юрий Васильевич, что наличие Ф.И.Порошина, в прошлом холопа кн. Одоевского, доказывает то, что Дон вне зависимости от тог, сто зачался казачьими головами пополнялся и беглыми холопами, и не только ими.
У того же Е.Савельева приведены случаи, когда казаки в мягкой форме царя-бпатюшку отсылали туда, куда ходить не с ноги, не могли они себя обозвать за ради денге, свинца и пороха. Помните их известное: Мы тебе, государь службу несем с травы, да с воды. Ну, а коль мы тебе, государь, не милостивцы и не лакомцы, то мы реку Дон оставим, и с той реки Дон сойдём.
И как то цари московские весьма не горели желанием, чтоб казаки с Дона сошли.
В инете попадалась мне статья современных донских историков (к сожалению, не стырил себе) о том, что во времена оны уходили на Дон к казакам военно-служилые люди. А слово "холоп" означало в те времна не раба, а слугу. Потому весь люд военно-служилый писал в грамотах государю тип мы, холопы государевы.
Независимо от Адама, от Асгарда, от Скифа ведут своё начало казаки, но этнос обновлялся постоянными вливаниями вольных и беглых (военно-служилых) людей, и представителей иных этоносов.
Так что героизм казаков в Азовском сидении - это общий героизм донских казаков, всех, как родовых, так и тех, кто стал казаком.

Также, как подвиг русских в 3-х Отечественных войнах, это подвиг не только русской нации, но и подвиг Русской Цивилизации (в которой и по сию пору живут более сотни наций, национальностей, народностей).
Лично я так думаю.
И помню, что например, Забайкальское казачье войско в 1851 г. составилось из 20 % пограничных казаков, 20 % казаков-инродоцев (бурят и тунгусов) и 60 % бывших крестьян.
Но все они прошли через Китай, через русско-японскую, через Вторую Отечественную, а их потомки через Третью Великую Отечественную, потому делить их на казаков из казаков, казаков из бурятов, казаков из мужиков и думать, а кто из них крученее-родовее - мне желания нет.

АндрейСафонов

Сергеев_ЮВ,
Кстати, Юрий Васильевич, в "Истории казачества" Е.П.Савельева, он доказывал наличие северо-русской(новогородской) части принявшей участие в фомировании Донского казачества.
В частности, как один из аргументов он указывает, что для среднего и верхнего Дона и Новгорода с Псковом характерны типы церквей отличные от типов церквей, расположенных на Украине, в Московской и Владимиро – Суздальской Руси. Данное отличие он объясняет тем, что на среднем и верхнем Дону подобные церкви строили новгородцы (повольники-ушкуйники).
В низовьях Дона церкви имеют общий тип.
Новгородцы ,согласно Савельеву, унаследовали свой тип церковных построек с востока от древних ариев.
Отличие типов:
•Общий тип – «Греческий» (Украина, Москва, Владимиро - Суздаль, низовья Дона): постройки квадратные в плане, с высоким, почти до потолка, многоярусным иконостасом
•Восточный тип – «Новгородский» (Новгород, Псков, Торжок, среднее течение и верховья Дона): постройки восьми угольные, высокие, в несколько ярусов с невысоким сквозной резьбы иконостасом, сочетание цветов восточные – синий с красным, зеленый с желтым (золотым).

Про участие в создании донского казачества служилых казаков русских окраин:
Е.П Савельев. «Средняя история казачества» (Историческое изследованiе), часть II-я, Новочеркасскъ, тип. «Донской печатникъ», 1916 г.
Глава «Движение казачества на Дон», стр. 217(по изданию 1916 г.)
Ответ Боярской Думы 1538 г.
«…На поле ходят казаки многие – казанцы, азовцы, крымцы, и иные баловни казаки, а и с наших украин казаки, с ними смешавшись ходят. И те люди, как нам, так и вам, тати и разбойники; а на лихо их никто не учит: сделав какое лихо, разъезжаются по своим землям…»

Путивльский воевода Троекуров (1546 г.) – казаков в Поле много, и «…черкасцев, и киян, и твоих государевых – вышли на Поле из всех украин…»

Получается, что в фомировании донского казачества 16-17 века участвовали многие люди разных вер, разных социальных слоев, разных национальностей, а не исключительно те, что Азов и Саков.

АндрейСафонов

Ещё интересное из работ Е.П.Савельева.

1. Не раз с гордостью заявлялось нами, что Донское казачество считалось Москвой иностарнным государством и общались цари с казаками через Посольский приказ (МИД того времени).
Интересная информация:
Е.П Савельев. «История казачества» (Историческое изследованiе), часть III-я, Новочеркасскъ, тип. «Донской печатникъ», 1916 г.
Примечание № 218 - стр.319 (по изданию 1916 г.): Вся переписка с Доном до того времени была сосредоточена в Разрядах, с 1614 г. царь приказал ведать донскими делами Посольскому приказу, который заведовал сношениями с иностранными государствами.

Стало быть, до того, как казаки помогли Михаилу Романову стать на царство, их дела ведались Разрядным приказом (приказ этот, скажем так на современный лад – военно-кадровое мобилизационное ведомство по своим военнослужащим), а с М.Романова казаки получили свою обособленность, как отдельный иностранный народ.

2. Где-то на сайте мелькало, что первым известным по документам донским атманом был Сарыазман.
Е.П Савельев. «Средняя история казачества» (Историческое изследованiе), часть II-я, Новочеркасскъ, тип. «Донской печатникъ», 1916 г.
Стр. 202 (по изданию 1916 г.) Савельев пишет про Азовских казачьих шубашей (голов) около 1500 г. – Караман и Ауз-Черкас.
Стр. 210. (по изданию 1916 г.) Савельев пишет про версию донского историка Алексея Попова – в конце 15 века – начале 16 века Донское войско, называемое Азовским или Ордынским, имело 2-х предводителей: Агус и Акустий (Агустий) Черкасс, ставка на Дону, и второй – Адиг или Аттик, перешедший впоследствии на Кубань.
Правда, Савельев сетует на то, что А.Попов не указал из каких источников получена эта информация.

А вот на стр. 218(по изданию 1916 г.), уже под 1550 г. Е.П.Савельев цитирует жалобы ногайского князя Юсуфа в Москву на Сарыазмана. На что царь отвечает: «… те холопи наши Сарыазманъ и в нашей земле многое лихо сделали и убежали въ Поле…»

Возможно пальму первенства первых документльно известных донских атаманов стоит отдать Караману и Агуз Черкасу, все-таки за 50 лет до Сарыазмана.

Сергеев_ЮВ

Сафонову

У нас даже в станице все традиционно жили с раннего детства и до самой смерти с кличками, иногда клички переходили на детей и внуков. Вот, к примеру, приеду сейчас в станицу и спроси:
- Где живут Иван и Дмитрий Сергеевы?
Не все скажут. Но если спросите:
- Где живут Морозы?
Вам мигом покажут. У сына Дмитрия, Ивана, (хоть фамилию меняй) кличка - Морозенок. Жену Ивана, брата Дмитрия зовут - Морозиха. И она не обижается. И так почти в каждой семье.
Я приведу атаманов и есаулов Азовского сидения, особо у некоторых есаулов фамилии похожи на клички:

Дмитро Туля – старшина, украинский атаман, с ним пришло в Азов 3 тыс. запорожского войска.
Атаманы Войска Донского в Азове – городе:
Михаил Татаринов – атаман Войска Донского
Михаил Черкашенин – советник и судья
Иван Каторжный – атаман в Крепостных поделках, торговое дело
Алексей Старой - атаман посольских дел
Осип Петрович Петров - атаман Дон – реки и Черного моря
Наум Васильев – глаз и ухо войска
Панько Стороженко – атаман сторожевой службы
Есаулы:
Федор Порошин
Левка Карпов
Афанасий Борода
Петро Щадеев
Федор Ханеев
Панкрат Ветер
Иван Косой
Григорий Переломайхаха

Слава героям Азова!!!

АндрейСафонов

Сергеев_ЮВ,
Это и на Руси спокон веку было.
Князь Оболенский, коотрому отцовство Ивана Грозного приписывалось (недавно по ТВ показывали,ч то генетический анализ этого не подтвердил) даже без имени-отчества - Телепнев-Овчина-Оболенский.
А Малюта Скуратов-Бельский, Малюта ведь не имя, звали то его Григорием, кажись.
Тут и предков фамилии и клички - всё вместях.

У моего папаы в их деревне почти все носят одну из 2-х фамилий Сафоновы и Перфильеву, так чтоб отличать друг дружку у них отчества вместо фамилий. Например, дедушка мой Константин Архипович звался как д. Костя Ахипов, папа мой стало быть был Лёхой Костиным, а меня бы тогда звали Андрюшка Лешкин

.