| Русский народ, как этнографическое целое |
|---|
 Статья о этнографии русского народа начала ХХ века
Прислана Алексеем Тутовым (Бабай)
Части II и III
Соболевский А.С.
Русский народ как этнографическое целое
1907
Обратимся к самому русскому народу.
В огромной части своей территории русский народ не дает себе никакого названия. Местами, живя в Полесье, русский человек называет себя полешуком (на Волыни) или полехой (в Калужской губернии); местами, если в его среде распространены два христианских исповедания, он себя характеризует названиями: православный и католик (в Белоруссии). Гораздо чаще бывает, что какая-нибудь часть русского населения известна у своих соседей под каким-нибудь прозванием (которым она сама совсем не пользуется и на которое часто обижается). Так, между великорусами южных губерний известны ягуны и когуны, потому что они формы его и кого (род.-вин. падежа) произносят с г, тогда как их соседи произносят эти формы с в; между великорусами и белорусами средних губерний известны цокалки и цвякуны, потому что они цокают, то есть употребляют ц вместо ч. Сверх того, между великорусами указывают талагаев, цуканов, саянов и горюнов, а между малорусами - буцов и райков; но эти никому не понятные названия не обозначают каких-нибудь обособленных в этнографическом отношении групп населения.
Гораздо большее употребление имеют другие три названия. Великорусы называют малорусов хохлами, а малорусы великорусов кацапами (то есть козлами) смеясь над внешними особенностями друг друга (в старое время). Малорусы же называют белорусов литвинами, потому что белорусы рано вошли в состав Литвы, или Литовско-русского государства.Но все-таки наиболее значительным распространением пользуется имя русский. Оно всего чаще употребляется, конечно, в тех местах, где русское население соседит с инородческим и где иметь племенное название для каждого почти что необходимо. Но надо заметить, что русский народ нигде не называет себя великорусами, малорусами или белорусами; эти этнографические названия принадлежат науке и употребляются только образованными людьми.
Наука делит весь стомиллионный русский народ всего на три группы - великорусов, белорусов и малорусов. Из этих групп только одна может быть разделена на две крупные подгруппы, именно малорусы, которые распадаются на малорусов южных, степняков или украинцев, и на малорусов северных, жителей лесных пространств. Дальнейшие подразделения русского народа будут уже или произвольны, или недостаточно характерны.Не думайте, чтоб разница между великорусами и белорусами, между белорусами и малорусами, между великорусами и малорусами была сколько-нибудь значительна.
Нет, наука не знает определенных границ между великорусами и белорусами и между белорусами и малорусами. Они указываются ею лишь условно, на основании тех или других отдельных признаков, и, конечно, разные ученые, опираясь на разные данные, определяют их различно. В действительности ничего похожего на то, что мы называем границей, не существует, а есть более или менее широкий пояс, где население по своим особенностям (языку, быту и пр.) представляет постепенный, малозаметный переход от великорусов к белорусам и от белорусов к малорусам. Таким поясом между великорусами и белорусами служат южная часть Псковской губернии и северная Витебской, почти вся Смоленская губерния, западные полосы Калужской и Орловской губерний и восточная часть Могилевской . Здесь ничего характерного. Если одни признаки - вполне великорусские, то другие - вполне белорусские; если резче великорусские, то население считается великорусским; если наоборот, мы видим в населении белорусов.
Пояс между белорусами и малорусами идет по так называемому Полесью - по Гродненской, Минской, Могилевской губерниям с одной стороны и по Волынской и Киевской с другой; он в одних местах шире, в других уже, но в общем довольно значителен. И здесь ничего характерного: рядом черты белорусские и малорусские, и по количеству тех и других мы решаем вопрос о принадлежности населения к белорусам или к малорусам.
Точная граница может быть проведена только между великорусами и малорусами в тех местах, где и те и другие - поздние пришельцы, где они столкнулись не раньше XVII столетия. Здесь у этнографа обыкновенно не бывает никаких затруднений: одну деревню по ее языку и быту он может смело и решительно назвать великорусскою, а ее соседку, также на основании ее языка и быта, он называет малорусскою.
Определение численности каждой из трех групп русского народа, сколько-нибудь точное, вполне невозможно. Все цифры, которые мы имеем, не внушают к себе ни малейшего доверия.
Само население, неинтеллигентное, особенно в переходных поясах, о которых я только что говорил, не в состоянии сколько-нибудь сознательно определить свою принадлежность к той или другой группе; попробуйте спросить жителя Смоленской губернии, кто он, великорус или белорус, каким наречием он говорит, великорусским или белорусским; будьте уверены, он не поймет даже вашего вопроса.
Что касается до интеллигенции, то она определяет себя этнографически вовсе не по тому, что она на самом деле есть, а по тому, что она о себе думает. Таким образом, большое число самых обыкновенных великорусов, живущих в Москве, Петербурге, Рязани, Нижнем и т. д., считает себя малорусами только на том основании, что они - малорусского происхождения. Многие из них не умеют произнести правильно двух слов по-малорусски. Таких мнимых малорусов значится по переписи 1897 г. (Менделеев, “К познанию России”) в Петербургской губернии 7600 человек, в Московской 5600, в Рязанской 1800 и т. д.
Само собою разумеется, при подсчете великорусов, белорусов и малорусов мы должны увеличить цифру великорусов и, напротив, того, уменьшить цифры белорусов и малорусов.
Взгляните еще раз на этнографическую карту Риттиха, на окрашенную розовым цветом великорусскую территорию Европейской России. Вы видите, что эта территория соприкасается с территорией Азиатской России, с той территорией, куда уже давно направляется русская колонизация. Великорусы, переходя из Европы в Азию, встречаются там также с великорусами и попадают в свою этнографическую среду.
Иное дело - белорусы и малорусы, вышедшие из пределов своих областей - из белорусских и малорусских губерний. Малорусские колонии, старые и новые, рассыпаны по всему Поволжью. Малорусов (по переписи 1897 г.) считается в Астраханской губернии 133 тысячи, в Саратовской 149 тысяч, в Самарской 119 тысяч; их считается немало и в других поздно заселенных местностях Европейской России: в Ставропольской губернии 320.5 тысячи, в Оренбургской 41.5 тысячи, в Уфимской 5 тысяч. То же в разных областях Сибири и Туркестана: 99 тысяч в Томской губернии, 37 в Тобольской, 51 в Акмолинской области, 18,5 в Семиреченской, почти 13 в Сыр-Дарьинской, везде при громадном численном перевесе великорусов, составляющих главное население. Так, в Семиреченской области 13 тысяч малорусов живут среди 77 тысяч великорусов.
Относительно редки случаи, где бы малорусы жили на новых местах сплоченными массами. Обыкновенно или их поселения, вполне малорусские, находятся среди великорусского населения, или же малорусы живут в одном поселке с великорусами.
Чтобы вы могли представить себе один из многих новых поселков, я приведу вам данные относительно поселка Петровского в степной части Сибири, в Петропавловском уезде. В нем в 1890 г. было 158 семейств, в том числе из 8 семейств из Воронежской губернии, 2-х из Казанской, 6 из Курской, 2 из Минской, 9 из Орловской, 14 из Оренбургской, 2 из Полтавской, 1 из Пензенской, 32 из Пермской, 3 из Рязанской, 38 из Самарской, 3 из Тамбовской, 16 из Тобольской, 1 из Харьковской, 19 из Черниговской и 2 из Донской области. Здесь полтавские и черниговские малорусы потонули среди великорусов. “Такая пестрота населения, - заявляет местный исследователь, - наблюдается почти повсеместно в Сибири” . Мы можем сказать: и в некоторых местностях Европейской России, каковы особенно губернии Астраханская, Ставропольская и Уфимская.
То, что сказано мною о малорусах, может быть повторено о белорусах, хотя они гораздо меньше заметны.
Малорусы держатся крепко за свой язык и свои бытовые особенности. Столетие близкого соседства малорусов с великорусами не превратило их в великорусов; полной ассимиляции не последовало, но начало ей положено .
Как ни много еще малорусского у астраханских, саратовских, ставропольских, сибирских малорусов, но судьба их ясна: процесс ассимиляции не может остановиться и не может идти в их пользу. Даже там, где сплошная масса малорусов соприкасается с великорусами, - ассимиляция наклоняется в пользу великорусов. Так, в Воронежской губернии даже малорусы-патриоты указывают на такое направление ассимиляции .
Но все-таки малорусы пока держатся крепко. Причина медленности в ассимиляции заключается не столько в различии языка, сколько в различии особенностей быта и обряда. Крестьянин-малорус не выдаст дочери за своего соседа, крестьянина-великоруса, только потому, что при этом свадьба должна быть совершена не по дедовскому малорусскому обряду, а по другому, великорусскому: “свои будут смеяться”.
Что до языка, то здесь мы перед разными мнениями. Одни знатоки говорят, что малорус вовсе не понимает великоруса и наоборот, что малорусский и великорусский языки - два разных славянских языка; другие настаивают на значительной близости этих двух языков и называют их только наречиями русского языка. Но не входя в подробности - здесь огромное значение имеют политические убеждения говорящих, - я приведу только свидетельство из источника вне политики - из сообщения в Московском педагогическом обществе: “В Полтавской губернии оказалось, что русский (то есть великорусский) рассказ, хорошо и выразительно прочитанный, был вполне усвоен малорусами” .
К сказанному должно прибавить несколько слов о так называемом украинофильстве, об учении, что малорусы - совершенно особый народ в сравнении с великорусами, что они томятся под игом неприятных для них великорусов, что они хотят быть политически-самостоятельными, что им необходима литература на малорусском языке и т. п. Данные новейшего “освободительного движения” показывают, что украинофильство свойственно только левым партиям и что умеренное большинство, и прежде всего наиболее заинтересованное здесь крестьянство, никакого украинофильства не знает: оно считает себя за один русский народ с великорусами и стоит за полное государственное единство России. Украинофилы теперь уже сознаются, что на малорусские газеты нет подписчиков, а на малорусские книги - покупателей.
Все только что сказанное мной о малорусах может быть отнесено и к белорусам. И они в своих колониях держатся еще крепко за свой язык и обычаи. Но их язык еще ближе к великорусскому, чем малорусский; их обычаи часто почти совпадают с великорусскими. Местного белорусского патриотизма мало, и он даже среди белорусской интеллигенции не играет роли; его знают только, кажется, белорусские поляки или местные люди католического вероисповедания, более польской национальности, чем русской, скорее враги русского народа, чем друзья. IIIПосмотрим на самих великорусов.По переписи 1897 года их считается 55.5 миллиона, против 22.5 миллиона малорусов и 6 миллионов белорусов. Я сказал уже, что в сущности великорусов больше, чем значится, и что из малорусов и белорусов порядочное число не знает, кто они такие, малорусы или белорусы, белорусы или великорусы.
Огромное великорусское племя представляется поразительно однообразным.Даже типы на огромном пространстве великорусской территории одни и те же. Весь русский народ есть смешанный народ, как все народы Европы; одного русского типа нет; но самое разнообразие типов однородно у всех великорусов. Только на окраинах, по преимуществу в Сибири, вы встречаете значительное число русских с инородческими типами. Это бывшие инородцы - киргизы, буряты, тунгусы. В других местах есть только острова с особыми типами, например, в Костромской губернии , где обрусела часть местной черемисы (а другая часть, остаток, еще сохраняет свою народность), или около Романова-Борисоглебска, где когда-то были поселены служилые татары, потом принявшие христианство и обрусевшие.
Когда вы находитесь в толпе великорусов на ярмарке, в монастыре во время стечения народа и т.п., вы не в состоянии по типам сказать: это рязанец, а это вологжанин, а это астраханец. Иначе говоря, местных великорусских (как и вообще местных русских) типов нет.
Но главное для народности - язык.Великорусское наречие делится на ряд говоров, которые могут быть сведены в две группы: окающую и акающую.Те великорусы, которые окают, говорят почти совсем так, как мы пишем, то есть произносят “о” без ударения: хорошо, вода и т. п., как “о”. А великорусы акающие вместо этого о произносят а или какой другой звук.Представитель акающей группы, московский говор, тот, которым мы говорим, есть язык всей русской интеллигенции, не только по происхождению великорусской, но и малорусской, и белорусской. За интеллигенцией везде идет многочисленная полуинтеллигенция и смешанная народная масса больших городов и центров; как на великорусской, так на малорусской территории московский говор в вульгарной своей форме, часто с примесью особенностей местных говоров, имеет среди этих людей очень широкое распространение.
Наконец, московский говор лежит в основании языка нашей литературы и деловой письменности. Он преподается в школе; он употребляется в войске; его вся Россия слышит со сцены русского театра. Ему понемногу подчиняются другие русские говоры.
И здесь происходит своеобразная ассимиляция или просто замена местных говоров московским.
Целые уезды окающей Костромской губернии, где живут работающие в Москве и больших городах России маляры и каменщики, говорят уже по-московски. Еще недавно по всей России вы слышали окающую речь плотников из Владимирской губернии; теперь младшее их поколение говорит также по-московски. Другие говоры теряют или уже потеряли наиболее характерные свои черты (цоканье и т. п.); не редкость, что в селе младшее поколение говорит иначе, чем старшее, - без наиболее резких особенностей.Вообще, область московского говора все более и более расширяется.Но если бы даже говоры великорусского населения и сохранялись во всей полноте их черт, они не могли бы играть никакой важной роли.Великорус из-под Архангельска со своим говором может свободно добраться до Астрахани или Владикавказа; проходя через великорусское население, он везде бы всех понимал и был бы сам вполне понимаем; можно сказать, придя под Астрахань, он не обратил бы особого внимания на себя со стороны местных людей.
Точно так же великорус из-под Смоленска может дойти до Владивостока, чуть не через всю ширину Русского государства, совсем не замечая, что идет десятки тысяч верст и везде чувствуя себя среди своих.
То же, что о говорах, можно сказать и о быте. Костюм, орудия, пища - все это почти одно и то же у всех великорусов. Еще недавно было некоторое разнообразие в костюме, и по головному убору деревенской женщины можно было сказать, из какой стороны России она родом. Но новые моды все теснят и теснят старину и подгоняют все под одно до такой степени, что крестьянин из-под Архангельска окажется одетым достаточно по моде, когда дойдет до Астрахани, а крестьянка из-под Смоленска никого не удивит своим нарядом в Иркутске.
Исконная близость русских говоров и быта имеет, конечно, свое значение. Но особенно важна та быстрота распространения русского племени, о которой я уже говорил.
Давно ли великорусское племя на юге имело границу под самой Тулой и Рязанью? Только с конца XVI века, после покорения Казани и Астрахани, оно двинулось на юг и восток и заняло огромные пространства среднерусской степи, Поволжья и Сибири. Ведь еще недавно там, где теперь уже тесно, была пустыня. Ведь Самарская, Уфимская, Ставропольская губернии заселились чуть не на нашей памяти. Другие места заселяются теперь, на наших глазах.При таком позднем заселении, при движении на новые места чуть не со всех концов России нельзя даже ожидать сколько-нибудь значительного разнообразия в великорусском населении нашего государства.
Школа, воинская повинность, отхожие промыслы, заводы и фабрики, железные дороги также делают свое дело, и великорусское племя в недалеком будущем явится перед миром в виде 100-миллионного однообразного этнографического целого.
Если мы сравним русский народ в нынешнем его состоянии с другими народами Европы, мы будем поражены его однообразием. Немцы, например, в разных местах немецкой территории (в Германии, Австрии и Швейцарии), несмотря на все усилия превосходной немецкой школы, остаются при своих говорах, и немец из-под Гамбурга не понимает немца из Вестфалии, а немец из Вестфалии не понимает немца под Цюрихом или под Веной. То же можно сказать об испанцах и итальянцах, несмотря на то, что размеры испанской и итальянской территории не идут ни в какое сравнение с размерами территории русской.
Только Соединенные Штаты в недалеком будущем будут сходны с Россией. Там, после завершения начавшейся ассимиляции переселенцев - немцев, ирландцев, итальянцев, литовцев и других, с местными и переселившимися в последнее время англосаксами, должна получиться огромная однообразная масса, с одним и тем же языком на громадном пространстве, с одними и теми же особенностями быта . | | Разместил: Седой | Дата: 31.08.2006 |
|
Интересная работа.
