Материал для книги Т.Б. Юмсунова собирала почти тридцать лет в "полевых" диалектологических экспедициях (на магнитофон записаны сотни часов звучащей речи).

В данной статье использован материал сайта
Русский журнал

Юмсунова Т.Б. Язык семейских - старообрядцев Забайкалья.
- М.: Языки славянской культуры, 2005. - 288 с., ил. - Studia philologica

     К жизни восточных старообрядцев наука обратилась давно. Первым до них добрался в 1772 году замечательный немецкий натуралист П.С. Паллас. И описал их быт в своем "Путешествии по разным провинциям Российского государства" (СПб., 1788). В свою очередь книга Палласа вызвала к жизни рассуждения одного поэта о физиологии чтения: "Чтение натуралистов-систематиков... прекрасно влияет на расположение чувств, выпрямляет глаз и сообщает душе минеральное кварцевое спокойствие... Кто не любит Гайдна, Глюка и Моцарта - тот ни черта не поймет в Палласе. Телесную круглость и любезность немецкой музыки он перенес на русские равнины... Поговорим о физиологии чтения. Богатая, неисчерпанная и, кажется, запретная тема. Из всего материального, из всех физических тел книга - предмет, внушающий человеку наибольшее доверие. Книга, утвержденная на читательском пюпитре, уподобляется холсту, натянутому на подрамник" (О. Мандельштам).

     Книга, лежащая сейчас на нашем пюпитре, тоже узкоспециальный труд, пусть не натуралиста, а филолога. Но и здесь, будучи охвачены деятельностью чтения, мы испытываем вполне осознанное восхищение и перед трудовыми подвигами автора, и перед "объектом" его исследования. Материал для книги Т.Б. Юмсунова собирала почти тридцать лет в "полевых" диалектологических экспедициях (на магнитофон записаны сотни часов звучащей речи). Семейские - это русские старообрядцы, которые в ХVIII веке были насильно переселены с Ветки (ныне Гомельская область Белоруссии) в Забайкалье. Ныне они компактно проживают в Бурятии и в одном из районов Читинской области. Всего автором было обследовано 64 населенных пункта.

     Откуда произошло название "семейские" - сами старообрядцы не помнят, спорят об этом и ученые. Одни считают, что все просто - переезжали семьями, вот и "семейские". Другие привлекают географию - место их прежних поселений было на реке Сейм. Но главная загвоздка в том, что никто не знает, откуда они пришли сначала на Ветку, а уж затем были переселены в Забайкалье в результате колонизации Сибири правительством Екатерины II. Польская (а теперь белорусская) Ветка - это промежуточный пункт изгнания, но вовсе не исконное местожительство (после раскола эти люди принудительно мигрировали по всей европейской России). Новую территорию переселенцы освоили с присущим им трудолюбием - "они и камень сделали плодородным". Несмотря на строжайшие внутренние законы о браках (запреты на союзы с бурятами и сибирскими старожилами, проверка собственных родственных связей вплоть до седьмого колена) семейское население Забайкалья быстро росло. В конце XVIII века их насчитывалось около 5 000 человек, в 70-х годах ХIХ века - 30 000, по статистике 1900 года - 42 680, а по данным 2004 года - 150 000 человек.

     Обследование говоров старообрядцев - это еще и решение вопроса об их прародине. И вот итоговый вывод Юмсуновой: "В настоящей работе на основе широкого сопоставления фонетики, морфологии, синтаксиса и лексики говоров семейских Забайкалья с говорами Европейской части России делается заключение о том, что исследуемые говоры, несмотря на более чем двухсотпятидесятилетнее контактирование с окружающими сибирскими старожильческими говорами, средне- и севернорусскими в своей основе и говорами местного бурятского населения, а также на все возрастающее воздействие литературного языка, сохраняют в своем традиционном слое основные черты материнских говоров. Большинство фонетических и грамматических черт говоров семейских свойственно также говорам Юго-Западной диалектной зоны, некоторые черты встречаются в говорах Западной и Северо-Западной диалектных зон. В лексике говоров семейских есть немало слов, отсутствующих в других русских говорах Забайкалья и распространенных в тех же западных говорах. Эти говоры и были материнскими по отношению к современным говорам семейских" (с. 232).

     В книге на основе бесед со старообрядцами выстраиваются интереснейшие этнографические наблюдения, описываются родильный, крестильный, свадебный, похоронный, крестильный обряды. Издание снабжено невероятно красивыми цветными иллюстрациями - это фотографии, которые по преимуществу делала сама исследовательница. Здесь и народные костюмы (с лентами, бусами и цветами), и деревянная резьба, и иконостасы, и красочные ворота, и четки (лестовки), и подручники (лоскутные подушки, подкладываемые при молитве). Замечательны портреты стариков, в основном женщин после восьмидесяти, и то, с каким уважением и улыбчивым пониманием они глядят в объектив, говорит едва ли не больше, чем любые хвалебные слова рецензента.

     Конечно, Тамара Балдановна Юмсунова находилась в своей родной стихии. Она родилась в Бурятии в русско-бурятской семье и выросла в деревне - одном из центров старообрядчества. Затем были учеба и научная работа в Улан-Удэ, Красноярске, Новосибирске, Санкт-Петербурге и Москве. С 2002 года она старший научный сотрудник Института русского языка им. В.В. Виноградова, где и руководит темой, связанной с языком семейских. Но за свою научную жизнь Юмсунова занималась магнитофонными записями и липован Украины и Румынии, и казаков-некрасовцев Ставропольского края, и старообрядцев штата Орегон США.

     Читая ее книгу, невольно выстраиваешь ряд неприхотливых сравнений с познавательным голливудским фильмом "Свидетель", где опоэтизирован быт дружной и закрытой общины амишей. Но все помыслы о трудолюбивом и благостном существовании старообрядцев в Забайкалье разлетаются в прах, коль доходишь до финала книги, где приложением помещены "Тексты". Это расшифровка талантливых устных рассказов местной жительницы из семейских - Татьяны Алексеевны Федоровой (1927 года рождения). Если с легким напряжением прорваться через специфику фонетических транскрипций, узнаешь о тяжкой и страшной, но, увы, столь обычной для русской крестьянки судьбе. Десять беспробудных лет замужества, пять ребятишек, двоих похоронили... Муж сбежал, завел другую жену, осталась одна с тремя малышами. Отправилась на поиски мужа и алиментов. Нашла мужа, разлучницу и ее сына (которого муж привечал конфетами). Реакцию оскорбленной и ее обращение к мужу (рассказывает уже на склоне дней с легким юмором) приводим в упрощенной (не научно транскрибированной) цитации: "Вод, блядь, мине зло взяло тут, я иво уш о так от дернула за этот ремень сюды: 'Ну-ко, расскажи, - грю, - сваим рибятишкам радным ни одну канхветку ни паслал. ... А ты, - я грю, - выблитке канхветам тут кормиш'". Вообще-то, рассказчица предполагает, что жизнь с мужем не задалась оттого, что свекровь перед свадьбой благословила его треснутой иконой. Вот так-то.

     Возможно, хоть в Орегоне у старообрядцев, все благостно - как в кино?