В настоящей статье мы на основе архивных материалов, используя старые дореволюционные публикации, пытаемся осветить ряд вопросов, касающихся перехода восточных бурят на оседлость, роли русской культуры в изменении их традиционных занятий и культурно-бытового уклада, перехода бурят в старообрядчество и другие этнокультурные явления, которые оказывали взаимное влияние и на культуру русских крестьян, поселенных в этом крае.

 В статье использованы матеиалы сайта
http://x.archaeology.nsc.ru/sibirica/pub/Data/?html=SV11.htm&id=513

Ф.Ф. Болонев

Русско-бурятские этнокультурные контакты
и взаимовлияния в Западном Забайкалье
в XIX - начале XX века

Процессы этнокультурного взаимодействия, происходящие на территории Бурятии, привлекают внимание исследователей. Они в какой-то мере нашли отражение в трудах Ф.А. Кудрявцева, А.П.Окладников, Е.М. Залкинда, И.А. Асалханова, М.М. Шмулевича, Т.М. Михайлова, Ю.Б. Рандалова, Д.Д. Нимаева, Ф.Ф. Болонева и других. Несмотря на периодическое обращение ученых к этой теме мы не можем констатировать, что эта проблема достаточно освещена. В настоящей статье мы на основе архивных материалов, используя старые дореволюционные публикации, пытаемся осветить ряд вопросов, касающихся перехода восточных бурят на оседлость, роли русской культуры в изменении их традиционных занятий и культурно-бытового уклада, перехода бурят в старообрядчество и другие этнокультурные явления, которые оказывали взаимное влияние и на культуру русских крестьян, поселенных в этом крае. Специфика взаимоотношений в Восточной Бурятии была очень своеобразной. Здесь русские пришли в соприкосновение и поселены были по соседству с одним из самых больших народов Сибири. Поэтому процесс взаимовлияния культур этих этносов имел свои неповторимые особенности. Он отличался от той ассимиляции, которая происходила от соприкосновения, в частности, с малыми народами северо-востока Сибири, где русские почти полностью переняли их способы ведения хозяйства (охоты, рыболовства, оленеводства). В Забайкалье они развили свое традиционное хлебопашество, приобщив к нему значительную часть бурят и повлияв на развитие их культуры.

В небольшой статье, на весьма скромном полевом и архивном материале едва ли уместно делать какие-либо глобальные обобщения. Поэтому мы постараемся осветить некоторые не до конца изученные исторические и этнографические аспекты этнических взаимоотношений и взаимовлияний между хоринскими бурятами и русскими крестьянами в Забайкалье. Известно, что в бурятоведческой исторической литературе до настоящего времени еще не прослежена история заселения и сельскохозяйственного освоения края русскими. Причем это касается не только периода феодализма, но и этапа развития и становления капиталистической общественной формации. Мы разделяем мнение И.А. Асалханова о том, что исследователи дореволюционного прошлого не обращали должного внимания на весомый вклад аборигенного населения в сельскохозяйственном освоении Бурятии.

В историко-этнографической литературе не нашла должного внимания и освещения помощь бурят русским крестьянам в начале освоения: уступка земельных угодий, занимаемых бурятами, участие их в первоначальном заведении хозяйством: наделении крестьян лошадьми, скотом на безвозмездных началах. Не нашли еще отражения и некоторые негативные явления, которые имели место в процессе земледельческого освоения края русскими и бурятами. Так, например, в Забайкалье широко использовались “палы”, уничтожавшие лесные угодья и др. В целом заселение и хозяйственное освоение Бурятии русскими имело прогрессивное значение. Оно подняло на новую ступень развития традиционные хозяйства бурят и эвенков¹.

Сибирские народы в течение многовековой жизни в суровых природных условиях выработали многие очень ценные достоинства: умение и способность переносить всевозможные лишения, которые часто случаются в этих местах, выдержку, наблюдательность, знание природной среды, умение бороться и преодолевать различные препятствия, случающиеся в быту охотников и скотоводов для обеспечивания и продолжения жизни. Эти условия материальной жизни могли быть невыносимыми для европейца. Для сибирских аборигенов характерным является довольство малым, честность, правдивость, откровенность во взаимных отношениях, а также их приверженность к обычаям своего народа вызывала лучшие чувства у передовых русских людей. И простые люди уважали обычаи своих новых нукеров.

Нужно отдать должное и прирожденной способности русского народа к колонизационной деятельности, несущей примеры культурной цивилизации. На пашенные земли пришли крестьяне первоначально северо-восточной Руси, затем и из других областей европейской России. Их деятельность в земледельческом освоении Сибири послужила одною из прочных основ русского присутствия в этом регионе.

Важно отметить, что Московская Русь не обратила сибирские народы в рабов, а приобщила их к себе в качестве равных, заботилась о том, чтобы правители на местах обращались с ними “с ласкою, бережью”, “налагали на них ясак сообразно с их имуществом”².

Русское правительство по отношению к коренным народам Сибири было весьма внимательным и заинтересовано в их развитии. Это мы часто видим в его рекомендациях местным воеводам. Вот наставление из архивного документа, адресованное в сибирские земли: “Ясак и пошлины с ясашных людей брать, смотря по людям и по промыслам... давать в ясаке сроки насколько пригоже... выбирать с ясашных людей мягкую рухлядь (меха) ласкою, а нежесточью и правежем..., чтоб тем ясашных людей от государева жалованья не отогнать и тем бы их не оскорбить”³. Правда, часто поборами злоупотребляли свои тайши, нойоны. Также правительство было заинтересовано в развитии земледелия у бурят и переходе их на оседлость. В Забайкалье переход на оседлость происходит несколько позже, чем у западных предбайкальских бурят. К концу XIX в. значительная часть забайкальских бурят жила оседло. Так, в архивном документе говорится, что “цонгольские, селенгинские и кударинские буряты мало отличаются по образцу жизни от русских обывателей”⁴.

Главным источником существования у восточных бурят и вообще у населения Забайкалья было земледелие и скотоводство. У тугнуйских бурят хлебопашество начинает развиваться в начале XIX в. Крестьяне села Харашибирь в своей жалобе указывали, что начиная с 1808 г. буряты на левом берегу Тугнуя “ежегодно делают распашки земель”. Потомки тайши Бадмы Павлова, а также буряты, пришедшие сюда с Уды, Кижинги, Ильки и других разных мест “оказались способными владеть сохой”⁵. По подсчетам М.М. Шмулевича, в русских селах Западного Забайкалья в середине 40-х гг. XIX в. русских крестьян проживало 40755 чел., а всех сословий в них находилось 48375 чел., из них 3,5 тыс. оседлых бурят-земледельцев⁶.

В 1897 г. русские крестьяне в Забайкалье составляли 36,8 %, казаки - 26,9%, буряты - 30,4%, эвенки - 4,5%, татары и евреи - 0,4%. Только в Верхнеудинском округе русских крестьян было больше. Там они составляли 46,6%, там же проживало основное число старообрядцев (41242 чел.). Поселенцы составляли 14779 чел. (А.А.Лебедева). Все группы населения в Забайкалье были изрядно перемешаны между собою, что приводило к немаловажным затруднениям в административном отношении. Так, в извлечении из отчета генерал-губернатора Духовского за 1893-1895 гг. сказано:“ Едва ли в Империи имеется другая область, где исторически складывавшиеся обстоятельства и быт разнородных по этнографическому составу элементов населения так перепутались... как в Забайкалье” .(РГИА,Ф.396, оп.1, д.222,л.22об).

В Забайкалье раньше других к оседлости стали переходить кударинские буряты. “Они юрты свои располагают в совокупности наподобие крестьянских селений, употребляют крестьянскую одежду для ношения, занимаются, кроме рыболовства, извозничеством. Вообще ведомство это во многих отношениях приблизилось к оседлости, обычаям и нравам коренных жителей”⁷ (имеются в виду - русские, как коренные жители России - Ф.Б.).

С 1896 г. по 5 июля 1900 г. официальные власти проводили в Забайкалье поземельное устройство сибирских крестьян и бурят. Они надеялись этим актом добиться “величайших результатов в смысле облегчения условий сближения бурят в культурном отношении с коренным населением государства”. Но, кажется, идея эта не нашла поддержки у аборигенов⁸. Буряты не хотели лишаться родовых земель, принадлежащих им. А за сдачу в аренду они получали значительный доход. Вообще официальные меры сближения русских и бурят не давали результатов. Школ в забайкальских степях было всего шесть. Миссионерская деятельность тоже не оправдывала себя и была признана негодной⁹. Несмотря на это, количество оседлых бурят увеличивалось, росло и число крещенных бурят.

В госархиве Иркутской области нами обнаружен документ “ О приведении в христианскую веру иноверцов в 1839 г. и о присоединившихся к православию".
В "покорнейшем репорте" священноцерковно служителей Читинской Архангельской церкви священника Титова и пономаря Попова говорится об обращенном ис бурят Хоринских одиннадцати родов Кубдутского роду
Бошикту Силигаева(?) в грекороссийскую христианскую веру во святом крещении нареченном Петр Петров Кандинской. Восприявшим святое крещение августа 20 дня сего года"... (ГАИО Ф.50, оп.1,д.4996 (связка 242), лл. 120-120 об. ).

В 1861 г. присоединены к православию бурят Худайского poдa Хоринской степной думы Цыдэн Бадмин, 18 лет, из бурят Хоринского ведомства Ускалейского рода Сыбык Зоригтуев,19 лет, переходит в православие бурят Намсарай Дылыков. В деле сообщено несколько фактов перехода в православие евреев и крестьян-старообрядцев “ раскольников" из Старой и Новой Бряни, (ГАИО Ф.50, оп,1, д.7521, лл. 139,201-202, 320).

В то же время миссионер Николай Казанский уведомил Селенгинскую степную думу, что им 6 декабря l86l г. "просвящен святым крещением инородец оной думы Чернорутского рода Санжи Базаров и наречен по крещению Николаем. В метрической книге записан под ? 34. По принятому порядку всеми священниками окрещенных или иноверцев выдаются свидетельства за подписью священника и приложением казенной печати на предмет дачи им положенной по закону льготы от платежа податей" (Там же. Л.94).

Из документов видно, что часть бурят уже состояла в старообрядчестве, но по какой-то причине переходят в "православную кафолическую восточную церковь". Так, например, поступила Лукерия, дочь оседлого инородца беспоповщинской секты Павла Ефимова Зубакина. ( Там же. Л. 335).

В сфере духовной жизни контактирующие народы тоже оказывали друг на друга существенное влияние. С.В. Бахрушин писал: "Известное воздействие оказала на колониста и духовная культура местных жителей. К услугам шаманов нередко обращался не только осевший в Сибири крестьянин, но и приезжий из Москвы вoeвoдa. Особенно глубокое впечатление произвел на русского
ламаистский культ монголов, в котором он улавливал черты, внешне сходные с родным средневековым православием". (Бахрушин С.В. Задачи
исторического изучения Сибири.//Научные труды. М., l955,С.258.)

Так, в 1867 г. священник Петр Титов открыл на Тугнуе миссионерский стан. При открытии было всего три полуязыческих семейства, теперь (то есть к 1882 г.) селение новокрещенных возросло до 30 дворов трудолюбивых земледельцев. Но отвод земли (всего до 130 десятин) мешает им устроиться по настоящему. Им всего по двум миссиям (хоринской и тугнуйской) обращено 177 душ обоего пола¹⁰.

Распространение христианства между забайкальских бурят велось не очень успешно. Писатель Д.И. Стахеев в своих путевых картинках приводит весьма примечательные факты, связанные с крещением аборигенов. Он сообщает, что буряты иногда крестились для того, чтобы избавиться от эксплуатации своих нойонов. Когда же этот бурятский князек сам перешел в христианскую веру, то его сородичи и совсем перестали принимать православие или не так ревностно стали переходить в православие” (Стахеев Д.И. За Байкалом и на Амуре. Путевые картинки. СПб, 1869. С. 175).

Уговоры миссионеров часто были тщетны, буряты спокойно слушали и оставались при своем мнении о вере (Там же. С. 176 - 179). Бывали случаи, пишет автор, когда бедный бурят принимал крещение по несколько раз. Окрестят его раз, оденут, обуют и сладко накормят, пойдет он в свой улус рассказывать своим о хорошей русской вере, а через несколько времени снова является под другим именем, объявляя о желании перейти в христианство. Опять он получает крест, рубашку, халат, шапку, сапоги и проч. (Там же. С. 176.).

В конце XIX в. буряты проживают почти во всех русских волостях Верхнеудинского округа. Там бурят от 16 лет и старше, крещенных среди кочующих в Байхорской волости, было 512 чел. мужчин и женщин поровну, а число оседлых составляло 2120 чел. (1064 муж. пола и 1056 жен. пола). По другим волостям крещенных бурят проживало: в шести селениях Урлукской волости 181 муж. пола и 205 жен. пола, в десяти селениях Тамирской волости, соответственно 56 и 53 чел. В четырех селениях Малокуналейской волости в 1899 г. проживало 5 и 6 чел., в 14 селениях Малетинской волости проживало 392 и 364 чел., в Бичурской волости не было бурят, в шести селениях Еланской волости проживало 17 и 17 человек, в Окино-Ключевской волости - 6 и 7 человек. В Никольской, состоящей из трех селений, было 40 и 44 чел., в пяти селениях Мухоршибирской волости было 33 и 37 чел., в пяти селениях Ключевской волости проживали 102 и 104 чел., в восьми селениях Тарбагатайской волости - 148 и 142 чел., в Куналейской - 17 и 12 чел., в двух селениях Куйтунской волости (Куйтуне и Надеино - Ф.Б.) проживали 10 и 8 чел., в четырех селениях Кульской волости проживали 54 и 56 бурят мужского и женского пола¹¹.

Совместное проживание бурят и русских не могло не повлиять на их культурные взаимосвязи, хозяйственную деятельность, приводило к родственным отношениям, которые обычно были связаны с переходом бурят в православие, в том числе и в старообрядчество, ибо большая часть русского населения перечисленных выше волостей состояла из приверженцев старой веры, сторонников “древлего православия”.

Переход бурят в старообрядчество шел параллельно с переходом их в православие. Сначала обычно крестились в православной церкви, а затем переходили в старообрядчество. Первый такой акт перехода зафиксирован в с. Хонхолой. Найден документ, в котором новокрещенный Павел Никитин сообщает, что он был крещен в Николаевской церкви священником отцом Василием Поповым, но проживал с малолетства среди старообрядцев (где он жил и работал) и молился по старообрядческому обыкновению и моление богу ему очень “мило показалося”¹².

Смешанные браки тоже были нередким явлением. К концу XIX в. по официальной переписи 375 бурят обоего пола состояли в старообрядчестве¹³. Такие браки были часты среди хоринских бурят, например, в Хасурте, там за принятие православия крещеные буряты были удалены в это село, где одна из староверок внушила им, что нужно пригласить в село старообрядцев, чтобы у них научиться вести хозяйство. Из села Куйтун туда переехало 7 семейств. Карымы стали жениться на раскольницах и переходить в раскол¹⁴.

Женились на старообрядках и богатые буряты, из местной знати. По рассказу бывшего учителя Норбо-Самбу Максаровича Гылыкова, главный тайша Хоринской степной думы Эрдэни Вамбацыренов был метис (мать его из семейских). Это событие было, по преданию, до 1904 г. (записано мною в г. Улан-Удэ в 1982 г.). Крещеных бурят обычно причисляли к какому-либо крестьянскому обществу, и они переходили в разряд государственных крестьян. В 1855 - 1856 гг. незаконно рожденный сын бурятки Сборного рода Кударинской степной думы Гербы Ильиновой-Бахлеевой, а по крещению Марии Григорьевны причислен в крестьянство Тарбагатайской волости Верхнеудинского округа¹⁵. В 50-х гг. XIX в. из крещеных бурят только Барун-Кубдутского рода, Хоринского ведомства перечислились в крестьяне Мухоршибирской волости Николай Калашников, Василий Бурдуковский, Петр Черкалов, а также крестьяне Тарбагатайской волости Иван Лаврентьев, Иван Поздышин, Б. Андреев, Гаврила Иванов, Никифор Машников, Абрам Петров, Абрам Карнаков и др. У всех жены были русские¹⁶.

В 1899 г. в Тарбагатайской волости, состоящей из 8 селений (куда входили Тарбагатай, Нижний Жирим, Верхний Жирим, Барское, Десятниково, Бурнашево, Пестеревское, Саянтуевское), проживало “оседлых инородцев” (бурят) 186 муж. и 149 жен. пола или 335 чел. обоего пола из общего числа в 906 чел.¹⁷

“Некоторые буряты, - пишет Д.И. Стахеев, - уходят в город на заработки и нанимаются к русским плотниками и землекопами... Последнее время начинают понимать выгодную сторону хлебопашества и мало по малу принимаются, хоть в незначительной степени за этот благодарный труд”. Женщины нередко нанимаются к русским жать хлеб или косить траву. (Стахеев. С. 162 - 163.).

Но позже артели оронгойских плотников станут известны своим мастерством и будут рубить дома в семейских селах. Это зафиксируется даже в фольклоре семейских. Хорошего мастера будут называть “оронгойский плотник”.

В 1820 - 1830 гг. в связи с усилением миссионерской деятельности, связанной с ростом общей реакции в России, по Забайкалью наблюдаются почти повсеместные закрытия старообрядческих церквей и часовен, насаждение среди староверов единоверия. Но самое интересное, что в ответ на эти принудительные меры, по архивным источникам, мы постоянно наблюдаем в разных местах Забайкалья “уклонение в раскол”, то есть переход в старообрядчество разных групп населения (православных, никониан, переселенцев, бурят и “единоверцев”). Особенно усилился переход “ясашных крещеных иноверцев” в старообрядческие общества. Вероятно, это было связано с их женитьбой на русских женщинах-старообрядках. В Государственном архиве Иркутской области (фонд духовной консистории) нами обнаружены интересные данные. В 1837 г. ясашный “крещеный из иноверцев” Николай Харлампиев Савинской из с. Куйтун уклонился в раскол; в Надеино то же самое сделал Андриян Бурдуковский с женой Екатериной из “раскольниц”. В Кульском приходе (дер. Новокурбинская) Петр Миронов из Верхних Тальцов и Ксенофонт Мельгунов “вреднейшие из раскольников” перешли в раскол - первый в 1820, второй в 1819 гг. Отец Миронова из бурят Хоринского ведомства был крещен в Мухоршибири. Их дети (Савин, Вера, Матрона) тоже “уклонились в раскол”. Он же, Ксенофонт, в 1826 г., уговорив родителей, убегом взял за себя замуж девицу Варвару, дочь ясашного Адриана Вахрушева, “совратил от православия”.

В числе “совращенных в раскол” оказались семейства ясашных Ивана Мартынова, Семена Западворова и Павла Бурдуковского из дер. Хасуртай. У Мартынова отец из бурят Хоринского ведомства, Семен Западворов из бурят Батанайского рода крещен около 1812 г. на 22 году от рождения. “Павел Бурдуковский из бурятов на 10-м году был крещен при воспитателе Миките Бурдуковском, женатом на раскольнице”¹⁸.

О том, как влиял на бурята брак с русской женщиной, мы находим в статье Д. Анучина, будущего академика-энциклопедиста. Он, ссылаясь на Полякова, выходца из забайкальских казаков, пишет, что хотя ясачные и приняли русские нравы и обычаи, однако по типу сохраняют много бурятского: “Бурят, говорит он (т.е. Поляков - Ф.Б.), вступающий в брак с женщиной, знакомой с русскими нравами, с русским образом жизни, сильно изменяется; он оставляет образ жизни кочевника, меняет юрту, хотя и на плохую, но избу, с окнами, с русской печкой; украшает ее картинами, он забывает национальные кушанья - арсу и тарасун; хозяйка готовит ему все кушанья в печке, печет хлебы, тогда как ни один бурят, живущий в юрте, не имеет для этого ни уменья, ни возможности. Вообще все стремления подобных хозяев направлены к тому, чтобы как можно больше походить на русских. Они исполняют все обряды православной церкви, говорят хорошо по-русски, одеваются в русские одежды и т.п.”¹⁹.

Известный этнограф П.А. Ровинский сообщает о сложности взаимоотношений и взаимовлияний между бурятом и русским. “Здесь, отмечает он, вы видите упорную борьбу за существование. Множество селений, образовавшихся из так называемых ясачных, т.е. крещеных инородцев, конечно, указывает, что русская народность со своею христианскою религией берет верх, хоть часто это бывает следствием политического господства русских. Еще большее торжество русской народности и европейской культуры мы видим в том, что многие буряты, не крестясь даже, принялись за земледелие, лучше устраивают свои жилища, чище одеваются, лучше едят, многие отдают своих детей в русские училища. Все это свидетельствует, что русские стоят ступенью выше на лестнице человеческой цивилизации... Но заметно и обратное явление, т.е. русские становятся полукочевниками, увлекаясь примером своих соседей, а главное, не имея понятия об лучшей жизни.

Это всегда резче видно на пограничных казаках, в особенности 2-ой конной бригады, с одной стороны окруженных агинскими бурятами, с другой стоящих лицом к лицу с Монголией. Вы видите здесь достаток и роскошь и в то же время самую беззаботную жизнь номада” .

При застройке селений буряты сохраняли свои традиции их планировки, дома в них размещались без всякой правильности, характерной для русских сел. Вот описание селения Тункинского, относящееся к 1856 г. Автор пишет, что население его состоит из казаков, крестьян и ясачных инородцев бурят и “в отношении размещения домов не представляет никакой правильности, тут пять, шесть домов сдвинулись в одно место и расположились на возвышенной площадке, вдали от прочих. Там уединенное жилье обнесено забором и окружено со всех сторон хозяйственными принадлежностями, как-то лужком, огородом и небольшим клочком вспаханной земли для какого-нибудь ярового посева. Там опять расположена группа домов с отдаленными дворами и землями. Можно подумать, что это не одно село, а несколько деревушек, растянувшихся на пространстве нескольких верст без всякой симметрии”²¹.

Судя по описанию, можно сказать, что это была типично бурятская традиция, при которой юрты бурят обычно становились в долине без всякого порядка. Так же нарисует разбросанность Тунки кучками П.А. Ровинский²². Автор отмечает, что почвы тункинской котловины очень благоприятны для развития земледелия, но сожалеет, что обработка земли не доведена до возможного совершенства, при этом ссылается на старательность в обработке земли старообрядцев Верхнеудинского округа, “доведенной ими до некоторой степени совершенства. За это немногое пособие природе они получают щедрое вознаграждение”²³.

Н. Башкевич, с одной стороны, отмечает некоторый опыт тункинцев в выборе места под пашню, когда они под свои посевы выбирают землю, лежащую у подножия холмов, где почва бывает тучнее по причине каждогоднего ее удобрения наносами из мест возвышенных”²⁴. С одной стороны, он подчеркивает неопытность и нерациональность в обработке земли тункинскими земледельцами. Эта непрактичность, по его мнению, идет от ссыльных переселенцев из европейской России, которые передали ее своим ученикам бурятам, которые многое в обработке земли делают наугад, методом проб и ошибок²⁵. Новое иначе не познается.

В сфере духовной тоже наблюдаются интересные взаимовлияния. Особенно это было заметно, когда люди разных вероисповеданий находились вместе в экстремальных условиях.

Наблюдательный П.А. Ровинский описывает свое впечатление пережитого при подъеме на горный перевал. “Труден этот перевал, пишет он, для лошадей и человека... Захватывала иногда пурга. Вот почему, достигши вершины, путники молились всем богам; там была и русская часовенка, и бурятский обо (жертвенное место, состоящее из кучи камней и хворосту с навязанными разноцветными лентами). Под гнетом подавляющего чувства страха от предстоящей, или только что минувшей опасности, русский, помолившись своим иконам, в виде жертвы бросал хоть камушек на бурятский обо; и бурят, исполнивши свой обряд, падал ниц перед русскими образами и клал перед ними монету, пуговку, а иногда и восковую свечу”²⁶. Вот один из ярких примеров двоеверия, когда люди разных вероисповеданий в благодарность за благополучный подъем на вершину хребта, рады отблагодарить духов гор по языческому обычаю и быть признательными христианским святым. Не случайно бытует русское присловье: “Богу угождай, а черту не перечь” или “Бог богом, а люди людьми”.

Haм известно много случаев обращения русских крестьян за
помощью к бурятским ламам при лечении многих продолжительных
или трудноизлечимых болезней, а также для гаданий и предсказаний,
с помощью которых определяли мeстo нахождения пропавших лошадей,
украденного скота и т.д. Правда, совершенно мало находится фактов перехода русских людей в ламаизм. Переход бурят в православие был довольно распространенным явлением. И даже в среде некрещеных бурят распространялись христианские верования. Особо почитаем был у восточных бурят культ Николы Чудотворца, белого старца ( сагаан убгэн). Его почитали тункинские и живущие
на берегу Байкала. М.Орфанов сообщает:" ... в Посольском монастыре была резная икона Николая Чудотворца'', замечательная тем, что ее чтят
некрещеные инородцы, буряты и др. И она ежегодно совершает обширное путешествие и по Забайкалью и по Иркутской губернии, доставляя для монастыря главный источник его существования", ( М. О-в. Из недавнего прошлого. Очерки Забайкалья.// Русский курьер. 1880.? 337. )

Переходя на оседлость, буряты освобождались не только от уплаты податей, но их дети получали возможность обучения в школах и училищах, в которых подавляющее большинство составляли сыновья оседлых инородцев. В частности, это видно из дел Баргузинской степной думы. 30 января 1900 г. учитель Курумканской школы псаломщик "Григорий Стуков сообщает в Баргузинскую степную думу, что учащихся в 1899/1900 учебном году было мальчиков - 9, из которых один сын мещанина, один сын крестьянина, один
ламаит, а остальные дети крещеных инородцев."

По документальному сообщению учителя В. Шубина в Баргузинском приходском бурятском училище обучалось детей муж. пола - 34,
жен, пола - 2. Из них по вероисповеданию: православного -7, буддийского - 29, мещан -1, крестьян - 1, инородцев - 34. ( НАРБ. Ф. 7, оп.1, д.2555, лл. 57, 59-59 об.).

Русское влияние на хозяйство, культуру и быт бурят в Западном Забайкалье к началу XX в. было довольно сильным. На эту тему говорилось раньше в ряде работ. Но вот как об этом свидетельствует, в частности, подробная опись домашнего инвентаря одного из тугнуйских бурят, опубликованная этнографом и статистиком Ф. Губкиным в газете “Забайкальская новь” № 258 за 1908 год. Поскольку публикация весьма труднодоступна, а материал в ней очень информативный в этнокультурном плане, поэтому мы его используем весьма в значительном объеме. В ней речь идет об одном богатом, развитом и предприимчивом буряте, который вел обширное сельское хозяйство, пользуясь всеми сельхозорудиями и даже занялся золотопромышленностью. Но два несчастия, постигшие его, пожар главного дома и падение почти всего скота привели к печальному результату.

Автор публикации заведовал крестьянским участком, а попавший в его руки список он считает “интересным документом, отражающем в себе рельефно степень культурности умершего и сельской отрасли хозяйства, в частности” и с этнографической стороны - духовный культ буддиста, домашний хозяйственный обиход, семейную обстановку...

Все имущество умершего было описано за долги по исполнительным листам. Я систематизировал материал, разбив его на основные предметы материальной культуры и дал им оглавление. Перечень имущества я привожу выборочно, выделив основные характерные для хозяйства элементы. Но и эта неполнота описания дает яркое представление о быте, хозяйстве одного из богатых представителей хоринских бурят.

1. Жилища и хозяйственные постройки, материал для построек.

У бурята имелись дома русского типа и юрты, завозни, баня, стайки. Вот образец этого описания: “Деревянный дом, крытый тесом с 6 комнатами с двумя чуланами; деревянный дом длиною 3 сажени 2 аршина, шириною 2 1/2 сажени, крытый лиственничною корой с тремя окнами, 1 комнатой, двумя дворами и печью; деревянная юрта, одна завозня, одна баня, стайка (скотный двор в 8 стенах, овечья стайка в 4 стенах. Маленькая стайка для телят годовых. В летнем стойбище завозня в 5 стенах, крытая драньем, 46 стен (по-русски прясел) жердей, 75 возов дров, 14 бревен, по 2 1/2 сажени; 12 бревен, 35 бревен лиственничных длиною по 3 сажени; 50 бревен от старого здания; 42 штуки тесу 6 аршин; 22 стены городьбы для усадьбы-двора; 8 стен плетеной городьбы для снегу; недостроенный амбар без пола и потолка...”, еще один амбар, крытый тесом, юрта деревянная, сельскохозяйственные орудия, сбруя, инвентарь.

2. Средства передвижения, сельскохозяйственные орудия, сбруя, инвентарь.

“Старый тарантас (повозка) на железном ходу; две рабочие телеги четырехколесные, 3 колеса от рабочей телеги, одна кошева легкая”. “3 пары сох, 1 железная борона, 5 хомутов с седелками и шлеями, две дуги крашеных, две - некрашеных, два повода ременных, 2 веревки... Жатвенная машина, сенокосилка, конные грабли, точило к ним, одно точило, трое рабочих саней новых, 21 литовка, безмен трех пудов, коромысло для весов, две гири по два пуда, одни весы маленькие, одна продольная пила для тесу, одна продольная пила для дров, топор американский, 7 медных подсвечников, стенная лавка. Три узды из белой меди, две ременных узды, два недоуздка, одни возжи, два колокольца, одни грабли деревянные, 10 саженей новых веревок, две железных поставки (толча) для муки...

3. Утварь и посуда.

“В доме три стола крашеных, четыре стула, два американских таза, шесть тарелок американских, один медный самовар, четыре стакана с блюдцами, один чайник, четыре рюмки стеклянных... Два ящика из шкур, два ящика в холщовом чехле, такой же в молескином чехле, револьвер 6-ти зарядный, восемь маленьких и больших столиков крашеных, один сундук маленький, один шкаф крашеный... рукомойка, медный чайник, 2 чаши, 3 горшка, одна американская миска.

4. Одежда, обувь и постель.

Шуба, крытая молескином, старая на овечьем меху, доха барловая (козья), холщовый большой чемодан, дождевой халат, крытый сукном, дождевик из серой материи, шапка из чернобурых лисьих лап, скатерть холщовая, один пиджак из черного сукна, один жилет, два зонтика из черной материи, рубаха чесучовая белая, чесучовый белый халат, двое брюк, две пары катанок, два одеяла байковых, пять белых рубашек, один жилет, одна пара сапог юфтовых, два потника крытых, шесть олбуков (ковриков), старые крытые тибетским сукном и материями, два потника для сидения, 2 шапки катаные... 1 матрац старый, белая материя для завертывания шуб, 1 дождевик бурятский из плиса, две шубы канфовые”.

5. Домашние животные.

Две лошади, один жеребец, три коровы с телятами, два быка, три буруна, больших и маленьких 13 баран.

6. Утварь и орудия труда.

Дорожная чернильница, одна стрела, два заступа, один железный лом, три бочки для муки, одна бочка для дегтя, водяная бочка с железными обручами и краном, две рамы со стеклом, бурятская шлея для седла, оловянная форма свечей, три сита - одно волосяное, два медных.

Мы разделили и указали имущество только одного покойного. Далее в публикации перечислено “имущество, принадлежащее мачехе покойного, имущество умершего брата, принесенного в дом покойного вместе со своею персоною, вдовою того, имущество вдовы брата, сошедшейся с покойным”. Следовательно, богатый бурят был женат на жене своего брата, которая имела свои вещи, среди них указаны: золотые русские серьги, бердана, швейная машина, утюг, самопрялка, машинка для сбивки сливочного масла (маслобойка), керосинка, сельница и скот.

Далее перечислены предметы буддийского культа, принадлежности богослужения, но их мы опускаем.

У всей семьи, состоящей из двух взрослых женщин и четырех детей разного возраста, имеется еще 200 копен сена и 200 хлеба, скота, наверное, было более, но, по всей вероятности, он угнан в степь от описи за долги”²⁷.

В исполнительных листах покойного хоринского бурята запечатлена целая культурная эпоха начала XX в. Все объекты и весь инвентарь, описанный в них, дают наглядное представление о степени развитости хозяйства богатого бурята, о проникновении в его быт русских, европейских элементов или черт культуры, в то же время видим бережное сохранение традиционных для бурят типов жилища, предметов религиозного и бытового уклада, русские формы ведения хозяйства (земледелие и сенокошение), избы русского типа, европейская одежда чередуются с традиционными бурятскими жилищами и постройками, с предметами быта и обихода, характерными для зажиточного забайкальского бурята.

В заключение можно отметить, что наш материал дополняет многие уже известные факты и еще раз подтверждает основные выводы прежних историков о благотворном влиянии русского народа почти на все стороны жизни бурятского населения. Известную роль в этом процессе играли “ясачные”, группы населения, образовавшиеся на почве семейно-бытового сближения. С появлением русских в Забайкалье к удивительному многообразию природной среды прибавилось разнообразие рас, этнических культур, усилилась антропологическая и этнографическая пестрота; это был естественный процесс взаимного влияния, живущих по соседству народов, который вел к складыванию многонациональной структуры русского государства.

Сложные этнокультурные процессы повлияли на культуру и быт прежде всего аборигенного населения; пришлые народы, в том числе и русские тоже заимствовали в хозяйственной деятельности бурят их рациональные приемы в охоте, в орошении лугов (утуги), в скотоводческой практике.

 

1. Асалханов И.А. Об опыте сельскохозяйственного освоения Бурятии // Исторический опыт освоения Сибири с древнейших времен до октября 1917 года. Вып. 1. Новосибирск, 1986. С. 127 - 128.

    

    

1. История Сибири. Т. 2. Л., 1968; Болонев Ф.Ф. Взаимовлияние культуры русского и аборигенного населения Восточной Сибири // Изв. СО АН СССР. сер. истории, филологии и философии. Новосибирск, 1985. С. 38; Он же. Значение и особенности развития пушного промысла и рыбной ловли русского населения Забайкалья в XVIII - начале XX в. // Памятники быта и хозяйственное освоение Сибири. Сб. науч. трудов. Новосибирск, 1989. С. 164 - 165.

    

    

1. РГИА. Ф. 560, оп. 27, д. 84, л. 161 об.

    

1. Там же. Л. 173.

    

1. Шмулевич М.М. К истории крестьянской колонизации и возникновения русских сел в Западном Забайкалье в XVIII - первой половине XIX в. // Этнографич. сб., вып. 6. Улан-Удэ, 1974. С. 94.

    

1. Там же. С. 97.

    

1. РГИА. Ф. 1274, оп. 1, д. 3а, ч. I, л. 217.

    

1. Там же. Д. 3, ч. I (4), л. 528.

    

1. Там же. Д. 15, лл. 1 - 7.

    

1. Труды православных миссий Иркутской епархии. Иркутск, 1886. С. 439.

    

1. РГИА. Ф. 391, оп. 1, д. 53, лл. 213об - 214.

    

1. ГАИО. Ф. 50, оп. 7, д. 40, л. 163.

    

1. Серебренников И.И. Инородцы Восточной Сибири, их состав и занятия (статистический очерк). Изв. ВСОРГО, 1914. Т. 43. С. 136.

    

1. Глуховцев В. Селение Хасуртай (социально-экономический очерк) // Забайкалье. Чита, 1902. № 38.

    

1. Асалханов И.А. Народонаселение Бурятии в XIX в. // Социально-экономическое развитие Бурятии. XVII - нач. XX в. Новосибирск, “Наука”, 1987. С. 110.

    

1. Там же. С. 111.

    

1. НАРБ (Национальный архив Республики Бурятия) Ф. 337, оп. 1, д. 7769, л. 11. Здесь данные несколько выше, чем в документах Иркутского архива (см. сноску № 11).

    

1. ГАИО. Дело о действиях раскольников старообрядческой секты по Верхнеудинскому округу. Ф. 50, оп. 7, д. 160, лл. 43 - 44, 49 - 51.

    

1. Анучин Д. Этнографические очерки Сибири. Русско-Сибирская народность // Ремесленная газета, 1876, № 21. (Начало статьи в № 14).

    

1. Ровинский П.А. Этнографические исследования в Забайкальской области // Известия СОРГО, 1872. Т. 3. № 3. С. 122.

    

1. Башкевич Н. Описание реки Иркута от Тунки до впадения в Ангару // Записки СОИРГО. Кн. 1. СПб, 1856. С. 21 - 22.

    

1. Ровинский П.А. Очерки Восточной Сибири. От Култука до Тунки // Древняя и новая Россия. СПб., 1875. Т. 2. Кн. 7. С. 241 - 242.

    

1. Башкевич Н. Описание реки Иркута... С. 23.

    

1. Там же.

    

1. Там же. С. 26

    

1. Ровинский П.А. Очерки Восточной Сибири... С. 233.

    

1. Губкин Ф. Быт хоринского бурята по его домашнему инвентарю // Забайкальская новь, 1908. № 258.