Предыстория | Статьи | ВОЗРОЖДЕНИЕ. Улятуй

Очерк оловяннинского краеведа Я. К. Золотухина об истории края.
Газета «Забайкальский рабочий» от 5 ноября 1989 года.
Прислал UdarNik (С. Сенотрусов)

В очерке, опубликованном 13 октября этого года в «Забайкальском рабочем», я подробно рассказал о том, что в связи с необходимостью перевозить для Нерчинска соль с борзинских озер в конце XVII – начале XVIII веков возникла так называемая «соляная тележная дорога», а на ней – зимовья и мелкие поселки. На месте нынешнего Улятуя тоже были такие зимовья, но с прекращением добычи соли к концу XVIII века они опустели, жители разъехались. Поля и подворья заросли бурьяном...

В этом очерке я хочу продолжить свой рассказ об истории Улятуя – одного из стариннейших сел Забайкалья.

Весной 1794 года на месте прежних улятуйских зимовий вновь закипела жизнь. Здесь появились крестьяне, прибывшие на поселение из далекой Вятской губернии. Пришли по этапу 16 семей: Шустовы, Сараевы, Филипповы, Золотухины, Литвинцевы, Рогалевы.

На прежнем месте были они хлеборобами, жили селами, деревнями, заселенными по признаку родства, что нашло отражение и в названии тамошних поселений. В документах Вятской губернии за 1836 г. значатся: деревни Шустовская, Золотухинская, Литвинцевская, села Сараевское, Филипповское, починок Рогалевский.

...Приехавшие на место прежних зимовий крестьяне возрождали теперь село не для обслуживания «соляной тележной дороги», а для выращивания хлеба, разведения скота, для снабжения продовольствием нерчинских заводов. На это указывает одно из распоряжений того времени; «...Поставлено ему, начальнику, в особую обязанность заселение сколько можно на местах, выгодных для домообзаведения, скотоводства, хлебопашества».
Что же погнало этих людей в неведомую суровую Сибирь?

Основываясь на документах, воспоминаниях старожилов, легендах, что передавались из поколения в поколение многими улятуйцами, я попытаюсь ответить на этот непростой вопрос.
Один из потомков тех первопоселенцев, Александр Гаврилович Шустов, поведал хранящуюся в семье легенду об Иване Шустове, от которого пошел их род.

...Был Иван не из робкого десятка. Поругавшись однажды с помещиком, резко повернулся и пошел от него прочь, но под ногу попал барский петух. И он его в раздражении пнул, да так, что петух тут же и сдох. За этот «злой проступок» Ивана «назначили на переселение» в далекую Даурию, вместе с женой и маленьким сыном...

Легенда эта подкрепляется документами. В 1760 году сенат принял указ, который предоставлял помещикам право «за предерзостные поступки» отправлять дворовых людей и крестьян в Сибирь в зачет рекрутов. Появление такого указа обуславливалось тем, что добровольно в Сибирь люди не ехали. Отправлять полагалось только здоровых крестьян, пригодных к хлебопашеству, причем обязательно с семьями. Мужчины чтоб были не старше 45 лет. Сам крестьянин и его сыновья старше 15 лет шли в зачет рекрутов. Помещику за крестьянских сыновей возрастом от 5 до 15 лет выплачивалось 20 рублей, до пяти – десять. За женщин платили в половинном размере.

В 1764 году особой инструкцией предусматривалось: «Нерчинский округ сколько возможно больше населять ссыльными из разных губернь». В 1787 году этот округ был передан в «коронное ведомство». С того времени началось более интенсивное переселение крестьян в Забайкалье для разработки новых пашен. На первые три года переселенцы освобождались от подушной подати и оброка. Такая льгота давалась для хозяйственного обзаведения.

Чтобы лучше понять, как проходило это переселение, давайте снова вернемся к рассказу А. Г. Шустова.
...В дальнюю дорогу Ивана собирала вся родня, дали ему новую телегу, соорудили съемную кибитку, запрягли трех лошадей, снабдили всем, что понадобится в пути и на новом месте. Положили побольше пропитания, одежды. Не забыли и икону. Крестьян в Вятке набралось столько, что растянулся этап на целую версту, а в Даурии его хватило на заселение нескольких деревень.

При отправлении им сказали, что край, куда они двинутся, «одаренный от природы как плодородным кряжем, так и благородственным климатом». В нем отменные удобства для земледелия и скотоводства. На каждую душу будет отведено по 30 десятин земли. Говорили также, что в Забайкалье не только по желанию жителей, но и свыше оного хлеб родится.
Пять с лишним тысяч верст Иван и его земляки шли больше года. Шли с восхода и до заката, под дождем и ветром, под палящим солнцем и обжигающим морозом... Болели от непривычного для них климата. Ночевали под открытым небом, питаясь скудными подаяниями сибиряков-старожилов...
Крестьянские этапы в Сибирь проходили тогда Московским трактом, построенным еще в 1736 году. Скорее это была проселочная дорога, очень неудобная даже для тележного транспорта.

...Не выдержав тягот, умер в пути сын Шустовых. Для родителей это был такой страшный удар, что жена Ивана несколько дней не поднималась с телеги.
К концу зимы этап подошел к Байкалу, переезжали через него по льду.

В апреле изголодавшиеся, изможденные тяжелой дорогой крестьяне добрались до Нерчинска. Здесь они получили разрешение на поселение, семенное зерно, небольшую сумму денег на обзаведение. Купили муку и соль...
Как нам представляется, именно участниками этого этапа из далекой Вятчины были образованы и заселены Улятуй, Шивия, Камкай, Бурулятуй, Долгокыча, Турга.

...Получив вместе со своими земляками назначение, двинулись по старинной соляной дороге в Улятуй и Шустовы. Поселение это состояло тогда из десятка заброшенных зимовий, пустующих дворов и стаек для скота. Посоветовавшись, крестьяне выбрали для постройки новое место. Там, где сходятся две небольшие речки Улятуй и Сонгич, разбили табор, сняли с телег кибитки, сделали навесы для кухонь, установили котлы на трехногие таганы. И принялись торопливо мастерить сохи: заканчивался апрель, приближалось время посевной.
С «сиверов» сходил последний снег, талая вода ручьями стекала в речки, которые пенились, шумели, радуя души переселенцев. Крестьяне были счастливы, что кончились, наконец-то, тяжкие версты и эта тряская «чертова дорога», что столько вокруг раздольных лугов, леса и полей. Хлебопашествовать тут – одно удовольствие. К сделанным деревянным сохам прикрепили привезенные с собой сошники.
Разделили между собой заброшенную и отдохнувшую пашню своих предшественников. К первой борозде на поле высыпали все: и стар, и млад (таков был торжественный обычай), принесли икону...

Земли, что досталась каждой семье, было мало, пахать новую в одиночку, да еще на измученных дальней дорогой конях было не под силу. Спарившись, запрягая в соху по четыре лошади, начали поднимать вековую целину. Деревянными колотушками наподобие мотыг разбивали глыбы. Для этой цели сваливали также дерево и обрубали на нем ветки так, что оно приобретало вид ерша. К вершине привязывали веревку и за нее таскали такого «ерша» по вспаханным пластам, разрывая их, боронили пашню.

Обрабатывали ее все домочадцы, в том числе женщины и дети. Все хорошо понимали, что без этого урожая доброго не получишь, чем обречешь себя на голод, болезни и вымирание. Знали, что в таком малонаселенном краю им никто не сможет помочь.

Женщины развязывали прибереженные узелки с огородными семенами. Делали гряды, высаживали капусту, огурцы, репу, лук, чеснок. Часть семян оставляли к будущей весне.
Трудились от темна до темна. В минуты редкого отдыха любовались цветущим багулом. Такого диковинного чуда они никогда прежде не видели.

У бурят и тунгусов, кочевавших в Алакое и Тут-Халтуе, поселенцы купили коров и овец, волосяные веревки и шкуры для выделки кож на обувь. У детей появилось теперь молоко, но вместе с ним и забота – надо было пасти скот.
Принялись готовить строительный лес. В одиночку с этим было бы не справиться, потому разбились попарно: ставили одно зимовье на две семьи. Заложили восемь таких зимовий.

Стали постепенно приспосабливаться к местной пище. Начали собирать на пашне, особенно весной, луковицы сараны. Вкусными они казались, когда варились в молоке. Летом рвали дикий лук – мангир; его парили и заправляли мукой. Заготавливали впрок ягоды, сушили и солили грибы, хотя соли было мало.

В то первое лето и осенью славно потрудились бывшие вятские крестьяне. Луга украсились зародами сена, а поля хлебными скирдами. Ближе к холодам удалось достроить зимовья. Задымились в них сбитые из глины печи.
Поселенцы окрепли, набрались силы, жизнь стала понемногу налаживаться.

Зима выдалась снежной, но не особенно холодной. Мужики, хоть и не хватало одежды, продолжали готовить лес для новых построек. Деревья свозили к заранее выбранным местам, здесь их клали на слеги, чтобы весной не оказались в воде и не намокли.

Весной у Шустовых к великой их радости родился сын. Крестить его возили в Урульгинскую слободу, в церковь Николая-Чудотворца, нарекли Алимпием.
По весне поселенцы расширяли пашни. Земли было вволю, не то что на их родине, в Вятской губернии, где она принадлежала помещикам.

Поставили еще восемь зимовий, но поселились в них только на следующее лето, давая лесу просохнуть. Одно из таких зимовий досталось Ивану Шустову. Перед тем, как занять его, внесли сначала икону, освятив жилище, поставили ее в переднем углу. Затем уж перенесли скарб.
У каждого поселенца было теперь свое зимовье...

Конец легенды, которую рассказывал Александр Гаврилович Шустов, был таким:
...Простояло это Иваново зимовье больше ста лет. Когда мы вернулись с братьями с гражданской войны, то под впечатлением обновления мира разобрали его и распилили на дрова, а жаль, надо бы оставить, сохранить его потомкам, как память о старом Улятуе, о предках, чьим трудом согрета наша земля...
Крестьяне-переселенцы обжились на новом месте, окрепли, чему немало способствовали урожайные годы. Росло поголовье скота, коней. Стали строить хорошие светлые дома.
Вскоре в Улятуе появился чиновник из Нерчинска. Он приписал крестьян к Нерчинскому заводу, обложил подушным налогом, оброком. Переселенцы стали теперь именоваться «приписными заводскими крестьянами». Хлеб с каждой четвертой десятины они были обязаны поставлять в заводские амбары, получая две копейки за пуд.

Подушную подать собирали из расчета один рубль семьдесят копеек с человека. Оброк тоже был в деньгах. Деньги на уплату налогов получали от продажи излишков зерна. Кроме того, торговали кожей, мясом, мукой, везли на базар смастеренные в своих подворьях сани, грабли, вилы, бочки и всякое другое. На оставшиеся от уплаты налогов деньги покупали в Нерчинске одежду, соль, посуду.
Но случались и горькие года, причем довольно часто. Один из исследователей Забайкалья того времени писал: «Бедствия крестьян представляются весьма разительными в домашнем быту, где полуразвалившаяся хижина, слабый изнурённый, скот, похудевшие истомленные лица поселян, бедная одежда, скудная пища, нагота детей и нет никаких запасов на непредвиденный случай, сами собой убеждают в общей их нищете, истощении сил».. М. М. Сперанский, государственный деятель, проводивший в 1819-1820 гг. в Сибири ревизию и посетивший Забайкалье, назвал положение крестьян «последней линией человеческого терпения»,
В Забайкалье не существовало помещиков, земельных богатеев. В Нерчинске в 1796 году было основано земельно-межевое ведомство, которое занялось обмером и учетом всех земель. Теперь они стали принадлежать казне, царскому дому. Еще когда вопрос о землях и крестьянах этого края в 1765 году обсуждался в сенате, Екатерина II с гордостью заявила: «И всех их я единая помещица».

Никаких ограничений на владение землей тогда не существовало. Один из исследователей Забайкалья того периода писал: «Земля ему (крестьянину — Я. 3.) досталась еще от деда или прадеда по праву первоначального владения, и он пользуется ею, не имея ни актов, ни крепостей на владение. Захочется увеличить ему свои пашни, выберет он удобную землю, очистит ее, выжжет сор, вспашет и засеет».

...В 1800 году в Улятуе появилось несколько семей Сенотрусовых и Гурулевых.
О Сенотрусовых, как и о Шустовых, тоже есть легенда. В ней рассказывается, что пришли они в Забайкалье с Северного Кавказа и были поселены в Улятуе для обслуживания дороги, проходившей из Нерчинска к борзинским соляным озерам. Сенотрусовы стали разводить скот, лошадей, занимались хлебопашеством, помогали служилым людям, проезжавшим по этой дороге. Нанимались они также и для перевозки соли. От налогов были освобождены.

После того, как добыча соли на озерах прекратилась, Сенотрусовых переселили в Урульгинскую слободу. А когда в Улятуе поселились новые крестьяне и несколько обжились, они возвратились сюда. Имея капитал, Сенотрусовы построили для себя добротные дома и усадьбы и стали со временем самыми зажиточными в селе.
Если следовать этой легенде, то именно Сенотрусовы первыми основали Улятуй, однако она пока не подкреплена ни одним документом.

...А теперь вновь вернемся к рассказу Александра Гавриловича Шустова. Из него следует, что в 1801 году в Улятуй впервые приехал землемер из Нерчинского земельно-межевого ведомства. Он составил карты, планы, размерил и отвел жителям наделы. С той поры и появились закрепленные за крестьянскими семьями земли и целые пади, которые в дальнейшем переходили как собственность из поколения в поколение. Землемеры бывали а Улятуе в 1810 и 1811 годах.
Село начало застраиваться. Дома крестьяне возводили по северно-русскому типу. Под одной крышей были дом и сарай для скотины, но улятуйцы в этом сарае животных не держали, используя его в качестве кладовой или холодных сеней. В избе обязательно возводилась русская печь, обращенная устьем (шестаком) к передним окнам. Окна делались небольшие – с одним ставнем. Над дверями были полати, где спала семья.
На подворье обязательно сооружали тесовую ограду. Скотный двор огораживали тонкими круглыми бревнами. Рядом с ним устраивали гумно, ставили стога сена, скирды хлеба. К скотному двору примыкал огород. В усадьбе строили также баню и амбар.
Не было тогда краски, извести, но дома содержали в исключительной чистоте. Не только мыли и скоблили полы, но также и стены, полы в сенях, крыльцо. Мели дворы, ограду и улицу, поэтому в селе всегда были чистота и порядок.
В дальнейшем начали рубить пятистенные, шестистенные и даже круглые избы. Они были просторными, светлыми. Ставники, наличники и карнизы крыш отделывали художественной резьбой. Все это выполнялось с умом, размахом, капитально, с расчетом на века. Стоит пройти сейчас по селу – и можно сразу определить, к какой четверти прошлого века относятся строения...

Культура и быт в забайкальских селах развивались тогда по своим особым меркам и во многом отличались от европейской российской деревни. Это отмечали и побывавшие в нашем крае в прошлом веке исследователи. Вот одно из таких высказываний: «К похвальной черте забайкальцев относится опрятность. Зайдешь в избу – и не налюбуешься чистотой. Это не то, что в избах наших российских крестьян, где грязь, духота и всякая вонь. Все обитатели Забайкалья пьют карымский чай. А когда крестьянин одет в зимнюю шубу из собачьих шкур, шерстью вверх, он очень напоминает своего соседа – обитателя тайги – медведя».

Улятуйские крестьяне в 1817 году были приписаны к Знаменской православной церкви Богородицы в селе Шивия. В метрической книге этой церкви есть следующая запись: «1818 год. 19 мая родился сын Михаил у заводского крестьянина Алимпия Шустова». Вступило в жизнь третье поколение Шустовых...

Еще в 1805 году иркутский губернатор отдал распоряжение об учреждении хлебных запасных магазинов. Исполняя его, в 1820 году в Улятуе построили «экономический зерновой магазин», который крестьяне в то время называли – мангазеем. Он выручал их в засушливые годы, из него они брали зерно на семена без всяких процентов при возвращении.
К этому же времени относится и появление в здешних местах картофеля. Инициативу проявили власти, был даже издан специальный указ о его повсеместном разведении: при неурожае хлеба он должен был составлять «здоровую и питательную пищу для населения».

Новое село год от года крепло и расширялось. Оно было внесено в список Нерчинского округа за 1831 год, где против него была сделана помета: «Вновь возрожденное поселение». Через семь лет в Улятуе уже стояло 38 дворов, где проживало 156 мужчин и 127 женщин. Близлежащие села были значительно меньше: Камкай имел лишь восемь дворов, Бурулятуй – 16, Долгокыча – 26.

В Улятуе в ту пору насчитывалось всего восемь фамилий.
По первости новые семьи возникали в результате браков между односельчанами, но со временем, налаживая связи с соседними деревнями и селами, стали привозить невест из других мест, что подтверждает и запись, сделанная в 1842 году в метрической книге Шивиинской церкви: «11 января заводской крестьянин Яков Алимпович Шустов вступает впервые в брак, девица Матрена, деревня Матусова, дочь Ивана Васильевича Кибирева, православного исповеданья».

В 1647 году в селе был построен на собранные крестьянами средства молебенный дом, где стали проводить службу, по праздничным дням, крестить детей, венчать молодых, отпевать усопших. Позднее появилась и церковь Казанской православной Богородицы.

Если вести историю Улятуя с тех самых зимовий, что возникли при «соляной тележной дороге», то ему, по нашим косвенным подсчетам, в 1990 году исполнится ровно 250 лет. Около двух столетий прошло с той поры, когда опустевшее, заброшенное с окончанием добычи соли на борзинских озерах село начало возрождаться, когда оно было заново обжито поселенцами из Вятской губернии...

Я. ЗОЛОТУХИН, краевед.