Жители северных поселков оказались обречены на вымирание...

Из Ивделя полтора часа ехали по грунтовой дороге. В августовской мгле растворились поселки Полуночное, Северный, Лозьвинский и колония-поселение Шипичное. Грунтовка кончилась, началась утрамбованная до камня глина. От Северного — вверх (по карте области) еще часа три. По пути видели двух зайцев, дремлющую на ветке сову и стайку бабочек. Дорога, а вернее сказать — одно направление, нитью вьется через тайгу, через чуть приметные речки, через ухабы. В полдень в тайге ни звука. На исходе третьего часа пути навстречу показался «уазик» с надписью «Почта». Еле разминулись. Сначала кажется: эти места навсегда покинуты людьми. Здесь нет указателей, и тот, кто приехал сюда впервые, вряд ли сразу узнает, что это за поселки. Но жизнь человеческая теплится и здесь.   
 
«По весне медведя видели»
Дорога перед поселком Бурмантово зияет ямами. На горизонте огромные сосны лежат вповалку, точно скошенная трава. Долго гадали, в чем причина такого лесного катаклизма, успели перебрать в уме даже версии с НЛО и испытанием секретных ракет. Но ответа так и не нашли…
Поселок начался сразу за мостом через Лозьву. Около четырех десятков домов. Больше половины из них уже необитаемы — вросли в землю, покрылись мхом, «светят» покосившимися ставнями и черными пустотами вместо оконных рам, да торчат печные трубы — как погребальные маяки. В оставшейся половине изб летом живут человек семьдесят, а зимой и того меньше.
— Зверей боимся, — рассказывает местная жительница, старушка Елена Семенова, встретившаяся нам с небольшим лукошком на дороге. — Лосенок недавно прямо к речке спускался, хорошо, лосихи рядом не было, а то бы не поздоровилось. А по весне медведя видели, отощал бедняга, к дыму принюхивался…
Ответ на свой недавний вопрос мы получили тут же:
— 23 июня впервые за мою жизнь на Северном Урале был смерч, лесу полегло много, — объясняет она. — Сейчас даже на привычные места, где грибов всегда полно, не пройти — ноги переломаешь. Мне в тот день 75 лет исполнилось. Мы вечером за стол сели, вдруг пошел дождь, ветер засвистел, из окна глянули — а там не видно ничего. Но про смерч мы потом узнали, когда оглядели лесополосу. Никогда в жизни я такого не видела, потому что не гуляла стихия так до нонешнего года. Хорошо, что до поселка смерч не добрался — погибли бы все, если уж вековые сосны, как травинки, выдирало из земли.
Полтора магазина и почта на колесах, которая приезжает сюда два раза в неделю, — больше достопримечательностей в Бурмантово нет. Поселок появился «из ничего» еще в 30-е годы прошлого века, тогда здесь в глухой уральской тайге и появилась первая зона. Елена Семенова — одна из тех, кто протаптывал в здешней целине первые тропинки:
— Уже со счету сбились, сколько мы тут живем. Родители говорили, что мне было четыре года, когда они приехали сюда работать. Для меня другой жизни-то и нет, кроме как здесь. Привыкла.
Она живет в местном небоскребе — двухэтажном домике. Узнав, что едем в поселок Хорпия (одноименная река — приток Лозьвы), согласилась нас проводить, и пока ехали, увлеченно рассказывала:
— А весной вся эта дорога была во льду — такая напасть! Днем вода растекалась, к ночи — ледовый каток. На машине не проехать, связь с миром на неделю пропала.
В прошлом санитарка в больнице, а теперь пенсионер и грибник, Елена Семенова получает 1800 рублей пенсии. Одна отрада у стариков, что пенсию им вовремя приносят — и за это государству благодарны.
…Два поселка, Хорпия и Бурмантово, — как братья-близнецы. Вместе создавались, сейчас вместе умирают. Работы нет, все держится на голом энтузиазме старожилов. Раньше, в годы «красного террора», здесь находились несколько лагерей и колоний, входящих в систему ГУЛАГа. Лагеря просуществовали вплоть до начала девяностых и были ликвидированы, а осужденные переведены поближе к Ивделю. Местные жители подводят своеобразную черту под многолетним своим соседством с лагерями. Говорят так: «Зоны умерли вместе с государством, которое их породило».

«Бесполезный телефон»
Справа от Хорпии — барак и пустующая территория на несколько гектаров. Здесь был лагерь.
— На эти дома внимания не обращайте — в них уже давно не живут, — поясняет наша спутница.
Два раза в неделю желающие могут уехать на автобусе в Ивдель или в Североуральск — купить продукты, одежду, товары первой необходимости. Но ездят мало, в основном те, у кого есть родственники в этих городах. Пенсионерка говорит:
— Приеду я в понедельник в Ивдель, и что? Мне же надо где-то до четверга жить, чтобы на автобусе домой вернуться. А жить-то и негде…
В Хорпии свой сельсовет, клуб и библиотека. В праздники приезжают сюда и из Бурмантово — как бедовать вместе привыкли, так и радоваться — тоже вместе. Из Бурмантово в Хорпию ходят местные жители пешком — кто в администрацию (она здесь одна на несколько поселков, в том числе и на Вижай, что в 40 километрах), кто на почту, кто в магазин. Сельсовет Хорпии — небольшое здание.
Заместитель начальника по управлению территориями поселков Хорпия и Бурмантово Валентина Алексеевна Пфлукфельдер встретила у дома напротив, вытерла руки о передник — мужу обед готовила — и пригласила в кабинет.
— Официально в Бурмантово прописано 56 человек, в Хорпии — 80. Вокруг поселков в лесу живут манси. А в самих поселениях состав разный — русские, украинцы и латыши. У нас с мужем корни немецкие…
Магазина в Хорпии лет десять не было. Жители со своими нуждами обращались к одной землячке — та часто ездила в Ивдель, откуда и привозила всем продукты.
— Люди приходили к ней домой, — говорит Валентина Алексеевна, — комнатка маленькая, стоят два человека, третьему и войти некуда. Недавно у нас свой магазин появился — один из жителей занялся коммерцией, в городе закупает продукты, привозит и продает. Довольны все. Недавно вот печенье завезли, даже конфеты были — для наших стариков это событие.
Средств этим поселковым территориям уже давно не выделяют. Вот разве что электроаварии устраняют за государственный счет.
— В июле 17 дней сидели без света, жаловаться некому, — говорит Валентина Пфлукфельдер. — Обычно едем в город, сообщаем о своей беде, и ждем, когда придет помощь… Телефонов здесь нет и не было никогда.
Сейчас чиновники озаботились тем, что связь с северными территориями государству нужна, да и жителям иногда требуется «скорая помощь» или звонок родственникам. С этой целью начали ставить по всему уральскому северу кабины со спутниковыми телефонами. Они стоят в Вижае, в Бурмантово, в поселке Пелым, в нескольких мансийских поселках. Но кто-то уже успел «нагреть руки» и на этом перспективном средстве связи — не хватает каких-то кабелей и иной электронной начинки. Поэтому пока эти спутниковые телефоны лишь занимают место. А жители окрестили их «бесполезными таксофонами».

«Все вокруг общее»
— Валентина Алексеевна, почему люди оставляют свои дома?
— «Свои» — это не совсем правильное слово, — отвечает она на мой вопрос. — Исторически эти дома принадлежат ГУЛАГу, а сейчас остаются в ведении ГУФСИН. Раньше здесь был лагерь строгого режима, большинство жителей — сегодняшние пенсионеры — работали в охране или в других его частях. Как сотрудникам, им полагалось бесплатное жилье, но в договорах не было ничего о праве собственности.
…Удивительно: одни люди, те, что моложе, сознательно бросают совсем еще добротные дома, уезжая поближе к городу, а в старых домах, в которых и жить-то уже некомфортно, пенсионеры безропотно доживают свой век. Сегодня брошенные дома, про которые здесь говорят «заезжай и живи», напоминают памятники на кладбище, а выбитые окна — своего рода таблички с годами жизни.
— Обидно, что уродуют брошенные дома свои же жители, разворовывают нещадно. А нам с мужем жалко. Я лично помню, кто жил в каждом доме, как люди вели хозяйство, растили детей. Вот нынче случай был: люди уехали, дом оставили на замке. Как-то утром смотрим — полкрыши кто-то унес. Поселок маленький, вора нашли — свой же житель. А вот что ему сказать? Ведь аргумент у него прост: если никто не живет, то дом общий…
В этом году — впервые за всю историю этих поселков — единственную среднюю школу в Хорпии закрыли, всего здесь осталось четыре школьника. На Вижае — три. Если родители не захотят отправить своих детей в интернат в поселок Полуночное (до него — около 50 километров, или 3 часа езды), то ребята останутся без образования. Сначала в поселке была большая школа. Ее закрыли три года назад, выделив под учебное заведение дом поменьше. Но глава Ивделя Петр Соколюк, внимательно изучив ситуацию в двух этих поселках, принял решение закрыть и ее, ведь учеников здесь можно пересчитать по пальцам одной руки.
Обходим «большую» школу. Былая гордость, библиотека, теперь похожа на склад макулатуры. Все книги, точно после урагана, валяются на полу. Чиркни спичкой — и все вмиг загорится. Во второй школе разрушение и разграбление в самом разгаре — на покосившемся столе стоит колба с препарированной лягушкой, разбросаны учебные пособия, а над облезлой классной доской надпись — «в добрый путь, выпускник!»
Валентина Пфлукфельдер тяжко вздыхает: «А вот и мой бывший класс. Я сидела там, в уголке»…

Перспективная территория
Жители этих двух поселков уверяют, что держат их здесь только корни и — необъяснимая привычка. Казалось бы, что еще довольно молодую семейную пару Пфлукфельдер заставляет ухаживать за тремя быками и двумя коровами, ведь живут они здесь совершенно одни?
— Я без коровы не могу, — сама отвечает на свой риторический вопрос Валентина Алексеевна. — Всех пою молоком — сестру, бабушку, маму, а все равно остается.
На 160 жителей в трех ближайших поселках — 43 головы скота. Молоко за ненадобностью приходится выливать, говорят, уже и творог девать некуда — разве что пришедших из леса манси угощать. Рыбу ловят только по желанию, ведь за годы жизни здесь уже наелись досыта хариуса и тайменя, а с охоты глухарей приносят только на праздник. Запасы грибов, оставшиеся с прошлых лет, выбрасывают, а опята, маслята и белые растут едва ли не сразу за огородом. Шелушат шишки, варят варенье. А бананы и яблоки, к которым горожане так привыкли, здесь куда большее лакомство, чем та же брусника или черника — своего добра тут навалом.
Есть у этих поселков и перспективы. Рассказывает член леплинской партии геологов Сергей Николаевич Петровский, чья бригада встала в Хорпии лагерем на несколько дней:
— Мы выиграли лицензию на поисковые работы в этом районе. Сейчас группа в 50 человек ведет изыскания, для этого в тайге сначала прокладывают небольшие просеки, и через каждые 20 метров выкапывают шурфы, при необходимости бурят скважины, чтобы отобрать породу и минералы для анализов. Перспективы по дальнейшим разработкам на этом участке тайги есть. Южный и Средний Урал разведаны еще со времен Демидовых, а Приполярный Урал почти не исследован. И государство делает большой шаг в освоении этих колоссальных территорий, потому что здесь есть все, что нужно стране, — и медь, и золото, и железо.
…Дети местных жителей, уже давно переселившиеся в город и успевшие обзавестись машинами, на своих «железных конях» сюда не приезжают — берегут. Потому мы на своей городской малолитражке притягивали взоры уральских северян, а когда собрались ехать в Вижай, свою помощь предложил глава по управлению северными поселками Виктор Эмильевич Пфлукфельдер. Он только что вернулся с реки, новый мотор испытывал, ведь основное транспортное средство здесь — лодка-моторка. По реке путь куда быстрее получается.
— Дорога здесь еще хуже, чем к нашей Хорпии, — рассказывает он сквозь рычание «уазика», преодолевая немыслимые ямы. — Вижай тоже основан вблизи зоны. Но сейчас все рухнуло, лагеря давно покинуты. Здесь даже электричества нет, люди живут, как в каменном веке. Нет магазина, почты. Автобус приходит раз в неделю. Дальше пути на небольшой машине нет. Вижай, как и Хорпия, — это тупик.

Жизнь «от авось до авось»
…До Вижая добрались уже в сумерках. Здесь остовы домов, провалы в полу и заросшие огороды уже не удивляют. Пугает зловещая тишина — люди уже попрятались по домам. Но, как я ни пытался, увидеть свет лучины ни в одном окне не удалось. Единственный дом, около которого оживленно и ревет генератор, — «Фонд дикой природы Северного Урала». Организация занимается разведением рыбы (в поселке сливаются сразу три реки — Лозьва, Вижай и Хорпия) и проведением спортивных рыболовецких соревнований. Путевка — сто рублей, ограничение на лов рыбы — 20 килограммов. Вот и все условия. Сюда едут из Красноуральска, Серова, Северо-уральска — необычайные по красоте места, рыбные богатства и возможность отдохнуть от цивилизации притягивают свердловчан…
Если в Хорпию и Бурмантово коммерсанты уже не ездят, то сюда наезжают часто: отсутствие магазина и близость офиса «Фонда дикой природы» делают свое дело — поселок еще борется за выживание, покупатели есть. А точнее, выражаясь медицинским языком, Вижай бьется в конвульсиях. Слово «беднота» здесь царь и бог, старики живут от пенсии до пенсии, а те, что помоложе, — от авось до авось. Несколько пьющих мужиков, потерявшие надежду на приличную жизнь семьи, оставшиеся без кормильцев, да пара-тройка тех, кого классики называли крестьянами с большой буквы, — эти люди по привычке работают на огороде, ловят рыбу, сами заготавливают дрова. Вот и все богатство Вижая с его населением в 30 человек.
— Раньше на этом месте клуб стоял, его разобрали по частям, — проводит экскурсию по поселку Виктор Пфлукфельдер. — Здесь была отличная столовая, магазин — все сожгли на дрова. Сразу за поселком шли цеха — там зеки работали. А тот огромный валун называют мансийским жертвенником. Недавно там проходили раскопки, североуральские археологи нашли какие-то мансийские ритуальные украшения.
«Вижай» с вогульского языка переводится как «святой отец». По легенде, несколько тысячелетий назад здесь собирались вожаки мансийских племен для свершения своих магических обрядов. Женщинам появляться тут было нельзя, а тех из них, кто осмеливался прийти, жестоко убивали.
Современный вид полуживому Вижаю придают… иномарки. Можно только подивиться тому, как машины с невысокой посадкой до-брались сюда по дороге, где полчаса назад наш «уазик» выделывал пируэты, рискуя завязнуть в невысыхающей глине.
Сотрудники «Фонда дикой природы Северного Урала» учатся взаимодействовать с местным населением. Например, так. Приходят по осени в семью, где вообще нет дров, и предлагают в обмен на несколько кубометров древесины поработать на каком-нибудь участке, скажем, чтобы облагородить берег реки. Говорят, такой стимул приносит свои плоды — и люди пытаются шевелиться хотя бы ради того, чтобы перезимовать в тепле.
Но самое суровое время здесь — поздняя осень. Выпадает снег, и первые несколько дней поселок стоит почти без движения. Ждут ближайшего лесовоза, который продавит дорогу… Из связи — единственный спутниковый телефон в офисе «Фонда».
— Недавно пришла за помощью семейная пара-манси из поселка Тресколье, до которого еще километров 80 отсюда по тайге, — говорит менеджер по работе с клиентами «Фонда дикой природы» Владимир Черноскутов. — На руках мать держала новорожденного ребеночка, у того температура высокая поднялась. Через спутник вызвали «скорую», но ребенок не выжил — поздно обратились.
Вопрос о том, что будет с этими поселками через несколько лет, — не праздный. Возможно, они изживут сами себя и умрут вместе с последним человеком, живущим здесь. Или будут брошены, как оказались брошенными десятки других поселков Северного Урала. Когда из одного такого поселка уезжали люди, то своих кошек с собой не брали. И сегодня, проезжая около него, видишь десятки горящих глаз — это бодрствуют одичавшие коты, вышедшие на ночную охоту.
По словам заместителя главы администрации Ивделя по социальным вопросам Татьяны Труниной, выхода нет: сегодня не предпринимается ничего для сохранения жизни в этих поселках — ни государству, ни администрации ГУФСИН они вдруг стали не нужны, вместе с людьми, которые обречены доживать там свой век, не надеясь когда-нибудь увидеть огни цивилизации и ощутить нужность своей стране.
…Возвращались уже за полночь, по буеракам. Проснулись совы. Они летели над нами часа три, вплоть до Ивделя. Когда машина подпрыгивала, в свете фар виднелись их крылья. Ночные птицы летели на стыке света и тьмы, провожая нас из уральского тупика.

Максим ГУСЕВ,
Ивдельский район-Екатеринбург
Благодарим супругов Пфлукфельдер за помощь в подготовке материала.