Попытки ликвидации казачества в 20е и 30е годы.

В.Д. ИВАНОВ и О.И. СЕРГЕЕВ,
Институт истории,
археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН

     Годы советской власти - особый период в жизни казачества. Некоторые связывали с ним надежды на светлое будущее. Но подобным мечтам не суждено было сбыться. Для подавляющей части казачьего населения этот период стал черным провалом в истории. Он характеризовался неоднократными попытками властей ликвидировать казачество.
     Неотъемлемым элементом “силовых” методов внутренней политики советского государства в 20-е - 30-е годы являлись массовые принудительные переселения населения. Их конкретные мотивы, масштабы и направления имели свою специфику во времени и географическом пространстве, но по сути все они были репрессивными акциями в отношении определенных социальных, этнических, демографических и политических групп, к которым государство проявляло недоверие и рассматривало как неблагонадежных и социально-опасных. В число “неблагонадежных” категорий населения было включено и казачество. Причины такого отношения к нему со стороны советского государства ясны. Это, прежде всего, социально-политическое прошлое казачества, его активное участие в гражданской войне на стороне белых, массовая эмиграция за границу и продолжение там антисоветской деятельности, в том числе участие в диверсионно-разведовательных вылазках на территорию советского Дальнего Востока со стороны Маньчжурии.
     Вместе с тем фактом было и то, что другая часть российского казачества в период революции и гражданской войны поддержала большевиков, а в 20-е годы стала основой для создания казачьих колхозов, которые, в частности, находились и в Приморье в местах расселения бывшего Уссурийского казачьего Войска. Однако и эта часть казаков не отличалась абсолютной законопослушностью. Обычными для них были хождения через границу, контрабанда, поддерживание родственных и соседских контактов с эмигрантами, проживающими в Маньчжурии. Но наибольшую опасность большевистское государство видело в том, что казачье население компактными группами проживало в приграничных районах, хорошо владело оружием, имело традиции внутренней военной организации и самоуправления и при определенных условиях могло стать военизированной оппозиционной силой.
     Не случайно поэтому ужесточение советского политического режима на рубеже 20-х и 30-х годов привело к свертыванию политики, направленной на формирование советского колхозного казачества, которое с тех пор стало причисляться к категории крестьянства, сохранив за собой лишь анкетное определение “бывшее казачество”.
     В последнее десятилетие эта часть приморского населения неоднократно подвергалась так называемым социальным “чисткам”, сопровождавшимся арестами одних и выселениями других из Приморья и за пределы Дальнего Востока. Наиболее массовыми были три “очистительных” кампании, проведенные в период раскулачивания крестьянства (конец 20-х - начало 30-х годов), паспортизации населения Дальнего Востока (1933-1934 гг.) и выселения “неблагонадежных элементов” из края (1939 г.).
     Кампания по раскулачиванию жестоко ударила по казачеству. Из родных мест были изгнаны прежде всего представители наиболее крепких, экономически сильных казачьих хозяйств. Да и многие казаки среднего достатка не избежали тяжелой участи раскулаченных.
     Следующая после раскулачивания “чистка” края от казачества проводилась в 1933-1934 гг. после принятия постановления ЦИК и СНК СССР от 27 декабря 1932 г. за № 57/1917 “Об установлении единой паспортной системы по Союзу ССР и обязательной прописке паспортов”.
     Начиная паспортизацию, государство преследовало две основные цели: во-первых, создать систему всеохватывающего административно-полицейского учета и надзора и, во-вторых, “очистить” определенные населенные пункты и территории страны от “лиц”, не занятых общественно-полезным трудом (за исключением инвалидов и пенсионеров), а также от укрывающихся кулацких, уголовных и иных “антиобщественных элементов”.
     Кампания проходила в несколько этапов. Особое внимание было уделено пограничным территориям страны, которые получили статус режимных зон с ограничением права проживания в них определенных категорий населения и соответствующими этому жестокими условиями прописки. К таким режимным зонам, согласно инструкции СНК СССР от 12 января 1933 г., были отнесены, кроме прочих, 100-километровая полоса сухопутной границы с Маньчжурией и восточная часть Дальневосточного края (ДВК), определяемая с запада течением р. Амур и с востока - морской границей.
     Сроки проведения паспортизации для этой зоны устанавливались с 25 декабря 1933 г. по 15 февраля 1934 г. В этот период органам милиции с помощью так называемых групп содействия от населения, а также партийного, хозяйственного и советского актива надлежало собрать необходимую информацию о жителях этой территории, выявить среди них тех, кто подлежал выселению, остальным оформить и выдать паспорта с пропиской для режимных зон.
     Лица, подлежащие выселению, паспортов не получали и обязаны были в 10-дневный срок самостоятельно выехать в нережимные районы страны, то есть, по существу, - с Дальнего Востока, так как к концу паспортизации режимные зоны охватили территорию, где проживало 97 % населения региона.
     В приграничье было запрещено проживать тунеядцам (не занятым в общественном производстве), “лишенцам” (лишенным избирательных прав), укрывавшимся кулакам, лицам, отбывшим уголовное наказание по статьям 58 и 59 УК РСФСР, бывшим белым офицерам и жандармам, нарушителям государственной границы, контрабандистам и некоторым другим категориям населения.
     Этот перечень показывает, что определенная часть жителей станиц и поселков бывшего Уссурийского казачьего Войска неизбежно попадало под выселение, что подтверждается докладом руководителей УНКВД по ДВК “Об итогах паспортизации Дальневосточного края”, подготовленным для Москвы. В докладе среди особенностей Дальнего Востока, повлиявших на проведение паспортизации в этом регионе и отличавших его от подавляющей части других местностей СССР, называлась и следующая: “Политическая физиономия приграничного сельского населения, составляющего в значительной части бывшее казачество, бывших белых, значительную часть кулаков, эксплуатировавших труд сезонных корейцев и китайцев, многих, имеющих родственников-белых за кордоном и связи с ними и в значительном числе бывших контрабандистов и связанных с ними. Отсюда - особая бдительность и, как правило, использование паспортизации для очищения от этого элемента, хотя в ряде случаев и не подпадающего под инструкцию об отказах в паспортах”.
     В результате одним из итогов введения паспортной системы, которая изначально задумывалась с целью социальной “чистки” городов, на Дальнем Востоке стала более массовая “чистка” сельской местности и, в частности, приграничной полосы Приморья. Именно на сельских жителей региона приходилась наибольшая доля лиц, которым было отказано в выдаче паспортов.
     В том же докладе отмечалось, например: “... В Гродековском районе, сильно насыщенном бывшими казаками .., по паспортизации выселено около 16% населения. В отдельных пограничных селах этого района, например, в с. Духовском, в паспортах отказано до 35% населения как бывшим белым и контрабандистам. Особенно засоренным в Иманском районе оказалось село Сальское, расположенное в 5 км от госграницы, здесь из 271 чел. получили отказ в паспортах 83 (проходили как контрабандисты и активные участники разных контрреволюционных банд)”. Села Духовское и Сальское, а также Гродековский район в целом были местами с преимущественно казачьим населением.
     Документы показывают сокращение численности сельских жителей в большинстве областей и районов ДВК в 1933-1934 гг. Особенно резко сократилось сельское население в Молотовском (в 2,4 раза), Гродековском (в 1,9 раза) и Ворошиловском (в 1,8 раза) районах, значительно пострадавших от депортаций.
Следующая подобная массовая акция в Приморье, затронувшая уссурийское казачество, имела место в 1939 г. Она рассматривалась властями как превентивная мера обеспечения государственной безопасности в условиях все возрастающей напряженности на дальневосточных границах.
     27 марта 1939 г. в Приморское управление НКВД поступила директива наркома внутренних дел Л. Берии, предлагавшая в кратчайший срок произвести учет “всякого рода антисоветского элемента”, представлявшего собой “базу для деятельности японских и других разведок”, и немедленно приступить к очистке г. Владивостока и Приморского края от этих лиц. Под действие директивы подпали бывшие служащие белых армий, бывшие харбинцы, лица, служившие в иностранных фирмах, лица, близкие родственники которых находились за границей, а также те представители уссурийского казачества, в отношении которых имелись материалы о связях их с белоэмигрантами.
     Во второй половине 30-х годов бывшие уссурийские казаки продолжали оставаться “неблагонадежной” группой для советского государства, и в этом существенную роль играла деятельность казачьих организаций по ту сторону границы, которых японцы все более активно пытались включить в сферу подготовки агрессии против Советского Союза.
     В судьбах казаков, проживавших на советском Дальнем Востоке, трагическим образом сказались не только родственные отношения с эмигрантами, но и открытые заявления их лидеров (в том числе Атамана Семенова), что белоэмигрантские организации имеют хорошие связи в Красной Армии и ячейки своих людей в Забайкалье, Приамурье и Приморье.
     Это явилось одной из причин широкой волны репрессий, прокатившейся по советским казачьим станицам и поселкам на Дальнем Востоке в 1937-1938 гг., а годом позже - выселения “неблагонадежного” казачества.
     Выполняя мартовский приказ наркома Берии, уточненный еще одной его директивой “Об очистке Приморского края” от 4 августа 1939 года, приморские сотрудники НКВД провели интенсивную работу по сбору материалов о наличии в крае “контрреволюционного и социально-чуждого элемента”, на основании которых были составлены списки выселяемых. Специально созданная краевая комиссия в составе начальника приморского управления НКВД Гвишиани, секретаря краевого комитета ВКП(б) и краевого прокурора Будаговского в сентябре-декабре 1939 г. рассмотрела эти списки и утвердила к выселению 3953 семьи или 14141 чел. Среди них было 90 семей, которые проходили по категории “лица из уссурийского казачества, в отношении которых имеются компрматериалы”, то есть сведения о связях их с эмигрантами. Вместе с тем, казаки могли быть включены в списки выселяемых и под другим категориям, например, как кулаки, члены семей репрессированных, белогвардейцы, лица, близкие родственники которых находятся за границей, участники и пособники контрреволюционных бандитских формирований.
     В отличии от материалов по паспортизации населения, по выселению 1939 г. сохранилась более подробная информация. Так, имеются порайонные анализы состава выселяемых, на основании которых составлена представленная ниже таблица. По-видимому, это не совсем полные материалы, так как приведенное в них общее число казачьих семей - 84 - не совпадает с окончательным итогом по краю - 90 семей.
    

     Состав семей, выселенных из Приморского края в 1939 г. по категории “лица из уссурийского казачества, в отношении которых имеются компрматериалы”.


РАЙОНЫ СЕМЕЙ ЧЕЛ. МУЖЧИН ЖЕНЩИН СТАРШЕ 18 МОЛОЖЕ 18
Молотовский 13 70 39 31 29 41
Ворошиловский 1 5 2 3 3 2
Ольгинский 1 6 2 4 2 4
Гродековский 15 70 39 31 34 36
Шмаковский 4 13 5 8 7 6
Ханкайский 36 170 89 81 86 84
Владивостокский сельскохоз. 9 40 19 21 22 18
г. Ворошилов 4 14 9 5 7 7
Кировский 1 4 2 2 2 2
ИТОГО: 84 392 206 186 192 200

     Как видно из таблицы, 84 выселяемых семьи - это 392 чел, среди которых были 192 чел. старше 18 лет и 200 детей. Из них - 206 лиц муж. пола и 186 - жен. пола. Наибольшее число казачьих семей было выселено из Ханкайского, Гродековского и Молотовского районов, что соответствовало степени концентрации в этих районах жителей-казаков.
     О содержании компрматериалов, на основании которых происходило выселение, дают представление приводимые ниже выдержки из списков, прошедших утверждение краевой комиссии в 1939 г.
     “... Муратов Федор Иванович, 1899 г. р., уроженец и житель с. Комиссарово Ханкайского района, русский, б/п, пчеловод колхоза им. 85 кавалерийского. полка (далее названы жена и 6 детей).
     Казак, контрабандист, в 1921 г. по распоряжению поселкового Атамана Кузнецова Николая Александровича зарывал в землю расстрелянных казаками красных партизан, причем раздевал убитых партизан и одежду их (гимнастерку, брюки и сапоги) забрал к себе домой и через некоторое время якобы сдал прибывшему партизану Кипарисову. За границей имеет родственника - двоюродного брата Муратова Георгия Ильича, бежавшего за границу в 1921-1922 гг., в 1935 г. осужден на 8 лет за вредительство в колхозе, зять - Хромов Иван Алексеевич, который отбывает наказание”.
     “... Бецков Илья Михайлович, 1906 г. р., уроженец и житель с. Новокачаловка Ханкайского района, счетовод колхоза им. 86 кавалерийского. полка, из крестьян-середняков,б/п., Уссурийский казак, сестра Мария замужем за племянником белобандита Кунскова Петра - Кунсковым, который из района выслан. Вторая сестра была замужем за белобандитом Кочетовым, который в настоящее время проживает за границей. Вся семья Бецковых передерживала у себя проходивших из-за границы белобандитов. Брат Бецкова - Василий - в 1938 г. арестован органами НКВД как участник контрреволюционной вредительской организации и за пособничество белобандитам. Осужден Военным Трибуналом на 5 лет лишения свободы с 5 годами поражения в правах. Илья, а также все родственники Бецковых в период гражданской войны выражали недовольство партизанами, обзывали их нецензурными словами”.
     “... Ташлыков Филипп Андреевич, 1880 г. р., уроженец с. Софье-Алексеевка, проживает в с. Барановка Гродековского района.
     Казак имеет за кордоном двоюродного брата Ташлыкова Ивана Петровича, бежавшего в Маньчжоу-Го в 1933 г. Согласно ориентировке органов НКВД, Ташлыков по заданию японской разведки со ст. Пограничная неоднократно выходил на советскую территорию. Один его друг - крупный кулак Стафеев, второй - Возминов - бывший белый”.
     “...Урюпин Кузьма Никитич - уроженец и проживает с. Нестеровка Гродековского района (далее названы жена и два сына). Казак. До 1936 г. занимался контрабандой. Его сын Гавриил в период интервенции добровольно служил в карательном отряде белобандита Калмыкова, после разгрома которого он бежал в Маньчжоу-Го, где проживает и сейчас. Кроме того за кордоном проживают два его зятя”.
     После утверждения списков краевой комиссией следовали непосредственные акты выселения. Главам выселяемых семей объявлялось под расписку об аннулировании их права проживания в Приморском крае и давался 10-15-дневный срок для реализации личных дел и продажи имущества. В паспортах всех взрослых членов семьи штампы прописки перечеркивались. Выдворяемых в милиции предупреждали, что в случае невыезда самостоятельно они будут арестованы и отправлены этапом без выбора места жительства. При добровольном выезде разрешалось поселяться в Кировской,Омской, Новосибирской областях (в районах, расположенных в 50 км к северу от железной дороги), Коми, Калмыкской, Каракалпакской, Якутской, Марийской, Башкирской автономных республиках, Узбекской и Казахской ССР, Чкаловской области и Красноярском крае.
     Везли людей в специально сформированных эшелонах из “теплушек”, называемых в народе “скотскими вагонами”. На железнодорожные станции семьи из разным поселков добирались, кто как мог, прихватив с собой тот нехитрый скарб, который можно было унести в руках. Невольное путешествие продолжалось до 2-4 недель. В пути и на новых местах особенно трудно пришлось женщинам с маленькими детьми и семьям, потерявших отцов и старших сыновей во время массовых репрессий 1937-1938 гг.
     Принудительное переселение на новое место жительства явилось тяжелым испытанием для большинства семей, которые лишились своих домов, хозяйств, мест работы и учебы.
     Закономерными отголосками депортаций стали в последующие годы бытовая неустроенность, материальная нужда членов выселенных казачьих семей, психологические драмы, подорванное здоровье, ранние смерти.
     Это была подлинная трагедия казачества.