ТОЛЬКО ПУЛЯ КАЗАКА  ВО СТЕПИ НАГОНИТ…

ТОЛЬКО ПУЛЯ КАЗАКА  ВО СТЕПИ НАГОНИТ…

Каких только легенд, каких только суждений не вызывало в России такое явление, как казачество! От «революционно-пролетарской классовой ненависти», вполне проявившейся в 20-е годы нашего века, когда за саму принадлежность к казачьему сословию можно было в два счета угодить в кутузку или сложить буйную головушку, до воспевания казачества как единственного хранителя исконно русских обычаев и настроений. Позиции, как видим, крайние. Говорят иногда, что истина лежит посредине. Однако чаще бывает, что посредине, между крайностями, лежит не истина, а проблема. С ней-то и попробуем разобраться.

Начать стоит с того, что казачество – не в смысле даже термина, а в том, что касается самой сущности поселенца-воина, обороняющего рубежи страны и вооруженного за собственный счет – не является чем-то исключительно русским. Еще в Древнем Египте основную массу войска составляли так называемые «клерухи» (так называемые потому, что слово это греческое, происходит от «клер» - участок земли, даваемый за службу). Эти самые клерухи обязаны были за право пользования царской землей нести пограничную службу и участвовать в походах. Конечно, и греческие, и римские войска также состояли из воинов, обязанных вооружаться за свой счет. Но если там воином был каждый свободный гражданин, то в Египте клерухи составляли только небольшое по численности сословие среди общей массы совершенно бесправного населения.

Уже в позднее средневековье Австрийская империя заключала договоры с сербами и хорватами, живущими по южной границе страны, о принятии их целыми общинами на военную службу. Эти «граничары» или «пандуры» не платили империи никаких налогов, а обязаны были оборонять ее рубежи от турок и от набегов «балканских чеченцев» - черногорцев, настоящего бича средневековых Балкан: живущие в самом глухом и нищем уголке региона, черногорцы регулярно совершали рейды на своих соседей, угоняя скот, грабя дома. Справится с ними регулярной армии не было никакой возможности. Чуть что – они уходили на свою Черную гору: поди, достань их там… Сам Наполеон пытался – да и тот отступился. А вот сербские и хорватские граничары оборону наладили надежно.

В Монголии, на западной границе, уже много столетий живет своеобразная, этнически-сословная группа, именуемая «захчины». «Зах» по-монгольски – граница, так что захчин, следовательно – пограничник. Помимо воинской службы (оборона Монголии от набегов уйгуров и ойратов), захчины несли также уртонную службу – то есть обслуживали почтовые станции-уртоны и перевозили государственную почту (прямой аналог с русскими ямщиками). Тамгой (что-то вроде родового герба) захчинов был так называемый «енгорун» - знак, происходящий от тамги самого Чингисхана «хас» (свастика с хвостами, повернутыми по ходу солнца), только не четырех-, а трехконечный.

А во времена совсем недавние, в конце XX века, Южно-Африканская республика так же приняла на службу целый народ бушменов. Они обязались сражаться против ангольских коммунистов, а южноафриканцы подрядились их снабжать всем необходимым для войны и жизни, включая артиллерийские снаряды и детские подгузники.

Правда, нигде аналоги казачества не играли столь самостоятельной и значительной роли, как в России. И также нигде, кроме как в России, при всевозможных переворотах и пертурбациях подобные служилые сословия не подвергались таким гонениям. Это трудно объяснить особыми условиями географии, климатом или «загадочной русской душой». Тут уже надо разбираться с самой историей явления.   

Начнем с этимологии самого слова «казак». В славянских языках параллелей ему нет – зато есть в тюркских: «хазах», «кызык» (по-разному на разных диалектах) означает «бродяга», «оторвавшийся от своих». Первыми «казаками» в смысле порубежных поселенцев-воинов, обороняющих южные рубежи Киевского княжества в X-XI веках, были как раз тюрко-язычные терки, каракалпаки («черные клобуки»), позднее – печенеги и отчасти половцы. Нередко на порубежную службу шли именно люди, по каким-то причинам стронувшиеся со своих исконных, насиженных мест, с родовых угодий: то ли подвергшиеся нападению сильных недругов, то ли сами совершившие проступки против родовых обычаев и законов. Для службы на беспокойном степном юге Руси такого рода люди особо были удобны: не связанные родственными узами, они всем обязаны только князю, принявшему их присягу.

Правда, далеко не всякий казак – на княжьей службе. Так, уже в более поздние времена (XIII век) монгольский отряд Субэдэя и Джебе, с боями прошедший от Хорезма до Дона, огибая с юга Каспийское море, нанес поражение половцам. Хан Котян половецкий, «тесть земли русской» (его дочери были замужем за многими князьями Руси – за Мстиславом киевским, Мстиславом черниговским, Мстиславом Удалым Галицким и иными) обратился за помощью к зятьям, которые с готовностью стали на защиту тестя, не остановившись перед убийством мирного посольства монголов. Монгольскому воеводе Субэдэю в сражении на Калке против русских князей помогали бродники (славянская калька слова «казак» - бродяга) во главе со своим атаманом (тоже тюркское слово – «ата-аман» означает вроде «отец по договору, по клятве») Плоскиней. Эти самые бродники – прямые предки донского казачества.

Национальный состав тогдашних казаков-бродников, безусловно, был очень пестрым. Изначально костяк их составлялся, как уже говорилось, из тюркских степняков. Но видимо уже издавна к ним примыкали и беглецы из Руси: беглые холопы, смерды, ушедшие от произвола княжих тиунов, преступники, скрывающиеся от преследования закона. В былине Илья Муромец – человек из Центральной, лесной Руси, явно не славянского, а муромского, восточно-финского происхождения – нередко именуется «честной казак Илья». Всякий отчаянный человек, способный владеть оружием, был в нелегкой порубежной жизни желанным гостем. А уж порядок соблюсти в свой среде это сообщество, живущее по законам военной демократии, умело всегда… Но вот религиозная их принадлежность, похоже, была куда более однородной. Еще в конце X века, сразу после крещения Руси, к печенегам поехал католический проповедник Адам Бременский. Его радушно встретил князь Владимир-Креститель, всячески отговаривал от бесполезной, по его словам, затеи. Адам не послушался, поехал. Однако же особых успехов «западенец» не достиг. Русская же церковь преуспела в крещении своих соседей куда больше: двумя столетиями позже не только печенеги или торки – даже могущественные половцы были в значительной своей части уже православными. Естественно, первыми воспринимали крещение порубежники, казаки-бродники – на них, служилый народ князя, проповедники обращали первоочередное внимание.

Великие потрясения Чингисхана и его потомков, судя по всему, не особо затронули порубежников-бродников-казаков. Служили одним – стали служить иным, только и всего… В грандиозной «замятне» XIV века, когда темник Мамай попытался узурпировать власть над всей Восточной Европой, когда против него встали, вместе с Москвой, Золотая, Белая (Казанская) и Синяя (Сибирская) Орда, казаки-бродники выступили на стороне Мамая и, по некоторым сведениям, участвовали в Куликовской битве.

 Лишь двумя столетиями позже, во времена царя Ивана Грозного, Москва заинтересовалась беспокойным народом на южной своей границе. Причина этого была проста: непрерывное противостояние с Крымом и Ногайской Ордой. Тогда Россия вела непрерывные войны: сначала Казань, потом – Ливония… Сил и средств явно не хватало, Ливонская война в конце концов была проиграна. Оборона южных рубежей как бы «повисла в воздухе». И в 1570 году вышла первая царская грамота казакам – Всевеликому Войску Донскому, в коей устанавливались принципы сотрудничества (тогда еще!) казачества и монархии, определялись казачьи вольности – и их обязанности по защите рубежей Московского Царства.

Фактически казачьи земли были включены в состав государства, но на особых условиях. Казаки никогда не платили податей, налогов, неся лишь одну повинность – военную, обязуясь по велению государя выступать в поход «конно и оружно» - то есть обеспечивать собственное вооружение и экипировку за свой счет. Отличием казачьей службы от, скажем, дворянской в те года, когда дворяне также обязывались за земельные наделы выставлять за свой счет воинские подразделения или, по бедности, лично выступать в поход со своим конем и доспехом, было то, что каждый дворянин нес повинность лично – казаки же жаловались царем как общее сословие. Земли и угодья, определенные царевой грамотой казакам, составляли как бы общеказачий фонд, и не-казак («иногородний») не мог ни за какие коврижки претендовать на владение и пользование казачьим добром.

С продвижением России на Восток выявилась новая роль казачества. Дело в том, что у тогда уже полукрепостнической России просто не было средств и сил, и в первую очередь не было «государевых людей» для захвата и освоения столь обширных и суровых пространств, как Сибирь. Покорение Сибири – это в значительной степени частная инициатива, в которой казачеству суждено было сыграть значительную роль.

Знаменитый атаман Ермак (Иван Тимофеевич Аленин) был донским казаком. Буйная головушка – на родине он был приговорен к смерти, то ли за убийство, то ли еще за какое окаянство. Бежав на Волгу, он сколотил там ватагу из таких же сорвиголов, и взялся ушкуйничать – есть такой специфически волжский казачий промысел, то же пиратство, только речное. Дошло до того, что нижегородские купчины взмолились царю Ивану: мол, спасу нет от лихих людей, а особливо от вора Ермака… Карательная экспедиция против удачливых ушкуйников имела приказ однозначный: взять и повесить, аки татя. Ивану-Ермаку пришлось уходить на Каму, по ней – на Урал, где самовластными властителями сидели братья Строгановы, промышленники и заводчики, одни из первых в России. Подчиняясь Москве лишь формально, Строгановы взяли Ермака с ватагой на службу – на казачью, рубеж оборонять от объявившегося в Синей Орде очередного узурпатора-авантюриста Кучума. Серия стычек перешла в контрудар Ермака, на деньги Строгановых усилившего и хорошо вооружившего свою ватагу, против Кучума, опиравшегося только на наемные отряды хорезмийцев и не имевшего никакой поддержки среди сибиряков. Разбив лже-хана, Ермак отправил в Москву посольство во главе со своим старым соратником-подельником Иваном Кольцо. Судя по всему, это посольство – личная инициатива Ермака, не согласованная со Строгановыми, его нанимателями: два приговора к высшей мере все-таки висят – вот шанс заслужить царево прощение! Действительно, положив к ногам Ивана Грозного охапки соболей и «побив челом» царю целою Сибирью, казаки, самим же государем осужденные на смерть, получили всевозможные милости и полное прощение.

Правда, в дальнейшем продвижении по Сибири власти приняли свои меры предосторожности. Казачьи вольности были как-то терпимы на военных рубежах, а во вновь приобретенной стране надлежало поставить их под возможно полный контроль. По сути дела, казаки-землепроходцы – Похабов, Дежнев, Крашенинников - были казаками уже только по названию: это уже вполне «царевы служилые люди», на казенном жалованьи, с казенным вооружением и экипировкой. Лишь по закреплении за государством сибирских земель, при определении новых рубежей возникла необходимость налаживания их надежной обороны. При хронической нехватке войск даже для российских дел оборонять царскую Сибирь от киргизов, джунгар, маньчжуров можно было только учреждением новых казачьих войск. Так появились Сибирское и Забайкальской казачество.

За нехваткой людей в восточные казачьи войска писали всех желающих и способных, невзирая на национальность и вероисповедание. Так, в начале уже XX века в Забайкальском казачьем войске треть составляли буряты-буддисты (крещеный бурят был уже православным и ничем не выделялся, скажем, от русского), немало было католиков и лютеран, а четыреста забайкальских казаков именовались «казаками иудейского вероисповедания» - случай, пожалуй, в Российской Империи уникальный…

Отдаленные от столиц громадными расстояниями, казаки сибирские и забайкальские особой политической роли не играли. Но вот донцы, старейшее казачье войско, свою силу и влияние осознавали вполне. В Смутное Время донские казаки выступили на стороне «царевича Дмитрия» (Лжедмитрия I) и вместе с ним дошли до Москвы. Правая рука Дмитрия, атаман Иван Болотников, продолжал борьбу и после гибели своего патрона. Его поддержали самые широкие народные массы Южной России – его ворог, боярин Василий Шуйский, инициатор убийства Лжедмитрия, оперативно объявивший царем себя, любимого, не пользовался, мягко скажем, популярностью… Вообще стоит отметить, что поддержка всех Лжедмитриев шла не столько от поляков, как говорится в официозной истории – там-то, в Речи Посполитой, магнат Юрий Мнишек просто от безысходности, будучи в смертельной ссоре с королем, ухватился за возможность завоевать расположение кандидата на московский престол. Основные военные контингенты в помощь «чудесно спасшемуся царевичу» выставили как раз казаки-донцы. И лишь после десятилетней междоусобицы, когда число «спасшихся царевичей» превзошло всякую разумную норму, казаки отступились от Москвы, позволив ополчению нижегородцев изгнать из Кремля остатки польского гарнизона.

Особую роль сыграли донцы и при избрании нового царя. Нескончаемые раздоры на Земском соборе, когда ни одна из партий не могла продвинуть своего кандидата, вывели казаков из себя. Явившись в «зал заседаний», они выразительно побряцали саблями и достаточно вразумительно объяснили «выборным земли Русской», что их, казаков, более всего на престоле устроит Михаил Федорович Романов – сын популярного в народе, пострадавшего от прежних царей патриарха Филарета. Тем дело и решилось, так что династия Романовых – не знаю уж как «всенародно», но уж «всеказачьи»-то точно избрана…

Мотив казаков вполне понятен: более всего они опасались порушения своих вольностей. Основания опасаться были: начав бюрократически обустраивать Россию, Борис Годунов принялся уже и за казаков, решив постепенно распространить и на них законодательство страны. Воцарение малолетнего, да еще и слабого духом и не великого разумом Михаила Федоровича должно было, по мнению донцов, гарантировать их от любых поползновений власти. С первым Романовым, надо сказать, они не ошиблись, а вот дальше…

Царь Алексей Михайлович непосредственно на казачье самоуправление не нападал. Вряд ли по причине уж слишком строгого следования букве и духу грамот Ивана Грозного. Просто Россия в его царствование почти непрерывно с кем-то да воевала, порой и одновременно с двумя таким серьезными в те времена противниками, как Швеция и Речь Посполитая. Оборона южных рубежей от активных тогда крымчаков и ногаев была весьма актуальной, и без казаков нечего было и думать справиться с этой задачей. Был такой случай, когда казачьи дела даже послужили поводом к созыву специального Земского Собора – донцы тогда, в 1642 году, самостийно взяли у турок Азов и попросили помощи от Москвы. Несколько лет заседали выборные от Российских земель и городов – но казаков тогда «кинули», и Азов вернули туркам. И тогда же ряд мер, впрямую против казаков не направленных, вызвал их массовое возмущение – а, будучи людьми сызмальства военными, они могли противостоять произволу Москвы куда более активно, чем иные, податные сословия.

Нескончаемые войны тяжким бременем ложились на финансы страны. Алексей Михайлович задумал денежную реформу (первая известная из истории грабительская реформа такого рода): серебряный рубль заменили на медный. «Медный бунт» в Москве по этому поводу хорошо известен. Менее известно то, что именно в связи с этим мероприятием правительства донское казачество пришло в состояние возмущения, не прекращавшееся, по сути, в последующие более чем полвека.

Церковная реформа царя Алексея и патриарха Никона не сводилась только к замене двуперстия троеперстием. Под контроль центральной власти ставилось все духовенство, прежде (особенно в казачьих областях) достаточно свободно выбираемое населением. Установление идеологического диктата вызвало широчайшее оппозиционное движение по всей стране, и казачество – вестимо – не осталось в стороне. Восстание Степана Разина, донского казака, вызвано в значительной степени именно возмущением против патриаршего (а, значит, и правительственного) диктата над обычаями народа. Подавленное властями, движение не прекратилось, а ушло в подполье. Если казаки еще выполняли свою службу по охране южных рубежей, то для участия в походах – правительство это понимало хорошо – они уже были не вполне надежны.

Царь Петр Алексеевич (он же Первый, он же Великий) реорганизовывал страну на началах вполне репрессивных и бюрократических: для него любая неподконтрольность властям, любые вольности были по меньшей мере преступлением. Смириться с существованием какого-то там вольного казачества он не мог никоим образом. Все это, вкупе с усилившимися гонениями на приверженцев старообрядчества, вызвало массовое движение на Дону под предводительством Кондратия Булавина. Его подавлением занялся командированный Петром князь Гагарин – будущий первый губернатор Иркутский, за многие свои преступления в Сибири кончивший дни свои на виселице. Характер его вполне проявился уже на Дону: так, он вел особый «синодик», в котором записывал имена казненных по его приказу, и все сокрушался, что-де многих запамятовал, что список его не полон. В синодике меж тем числилось более пятнадцати тысяч имен…

Значительная часть казаков, участвовавших в восстании Булавина, после его гибели под началом атамана Некрасова ушли в Турцию. Султан не требовал от них принятия ислама, более того: он выделил им земли, позволил иметь сколь угодно широкую церковную автономию и внутреннее самоуправление с одним только условием – воинской службой. И действительно, в русско-турецких войнах XVIII века казаки-некрасовцы бились с российскими войсками не за страх, а за совесть, превосходя свирепостью даже пресловутых янычар. Потомки некрасовцев живут в Турции и ныне.

Особое положение занимали знаменитые запорожцы, хорошо известные из литературы. Запорожские казаки – это потомки тех самых торков и печенегов, а также прибеглых к ним из глубинной Руси, что служили еще киевским князьям. Вообще как на Руси, так и в Великом княжестве Литовском, так потом и в Речи Посполитой, оборона степного южного рубежа возлагалась на казаков. «Реестровые казаки» верой и правдой служили королю, те же, кто никому служить не хотели, заняли пограничье между Польшей и Крымом и образовали собственное эдакое полугосударство, вроде пиратской республики Тортуга в Карибском море: совершали набеги то на поляков, то на татар, то на турок, брали хорошую порой добычу и не тужили. Религиозные и национальные гонения на православных в Речи Посполитой в XVII веке вызвали у запорожцев понятное возмущение, но, однако, последовательными в борьбе против Польши они не были: не раз случалось, что запорожцы покидали в критические минуты Богдана Хмельницкого. Объединение Украины и России их формально не затронуло: Запорожская сечь сохранила самоуправление, почти независимость. Постепенное наступление на их вольности началось уже после Петра и завершилось указом Екатерины II, повелевшей ликвидировать Сечь как таковую. Казачьи земли были оккупированы. Казаки сопротивления оказать не успели: их боеспособность пала уже слишком сильно, и часовые были захвачены сонными. Часть запорожцев, однако, не смирилась с потерей независимости, и многие из них тайком перебежали в Турцию, где встретили своих предшественников-некрасовцев. Султан принял и бывших своих недругов, писавших ему знаменитое письмо: такого рода войска ему были не лишними. Другие же запорожцы были переселены на Кубань, где образовали сначала Черноморское, а потом – Кубанское и Терское казачьи войска, сыгравшие большую роль в завоевании Кавказа.

После разгрома Дона и Запорожья о казаках как особой этнической группе говорить уже не приходится. Не будучи в состоянии отказаться от организации казачества как всегда боеготовой вооруженной силы, причем очень недорого обходящейся казне, правительство включило ее в сословно-бюрократическую структуру, вполне сложившуюся к концу XVIII века. Казачество заняло как бы промежуточное положение между податными – крестьянством и мещанством – и привилегированными – дворянством и духовенством – сословиями: не платя никаких налогов, они обязаны были вооружаться за свой счет и нести военную службу. Регулярная армия была занята на западных границах, казачеству же надлежало воевать на рубежах южных и восточных: скажем, в Сибири регулярных войск не было до середины XIX века. Для полноты контроля над казачеством практически ликвидировалась выборность атаманов: их теперь присылали из Петербурга. Едва ли не последним известным атаманом-казаком был Матвей Иванович Платов, будущий герой Отечественной войны 1812 года, да и тот за непокорность просидел какое-то время в крепости.

XIX век – век регулярных армий, и недостатки боевой выучки казачества, не столь заметные ранее, особенно выявились в Крымскую войну. Прекрасные разведчики, террористы-диверсанты, казаки не выдерживали регулярного боя с европейской кавалерией. При военной реформе царя Александра II казачьи полки в большинстве своем были включены в состав армейских кавалерийских дивизий, и обучаться они стали на основе общих воинских уставов. Менее этим были затронуты сибирские и забайкальские казачьи полки, что сказалось в Русско-Японскую войну: при столкновении с противником забайкальцы никогда не шли в шашки, а, будучи прекрасными стрелками-охотниками, хватались за винтовку. По сути, они были не кавалерией, а прекрасно ездящей пехотой. Между 1905 и 1914 годом этот недостаток постарались устранить за счет, в частности, укрепления офицерского состава регулярными кавалеристами: так, в том же Забайкальском казачьем войске атаманом долгое время был Ренненкампф фон Эдер, а одним из сотников – знаменитые впоследствии барон Врангель и барон Унгерн. Результаты были вполне положительны: в Первую Мировую войну все казачьи полки воевали не хуже регулярных.

Правительство нередко бросало на подавление возмущений в городах казаков, что, естественно, не придавало им популярности среди революционеров-демократов. После революции большевики относились к казакам с огромным подозрением, считая их насквозь реакционным сословием. В то же время на казачество сильно обижались и белые вожди: Деникин, например, называет стремление донских и кубанских казаков к автономии одной из главных причин провала Белого дела. Как правило, казаки стремились только к восстановлению исконных вольностей и самоуправления, но иногда, например, в Терском войске, дело доходило и до требований о независимости (в этом терцы сходились с горцами Кавказа – чеченами и дагестанцами). Во всяком случае, после ухода белых казакам пришлось, мягко говоря, не слишком сладко: новая власть оказалась не лучше старой, и знаменитое «расказачивание», проведенное на Дону Свердловым по указанию Ленина, вполне повторяет «подвиги» князя Гагарина в петровские времена. Гибель и выселение стали уделом многих казаков.

Десятки тысяч донцов, кубанцев, терцев ушли за границу вместе с отступающей армией Врангеля. Какое-то время они обосновались в Югославии – династия Карагеоргиевичей, видимо, считала себя чем-то обязанной русским за заступничество в 1914 году. Однако идиллия продолжалась недолго, и уже к концу двадцатых годов казаки, ранее находившиеся на службе у Белграда, рассеялись по Европе, а потом и по свету. К ним добавились многие тысячи оренбуржцев, сибирцев, забайкальцев, заамурцев, покинувших Россию через Китай после падения Колчака, Семенова и Меркуловых. Казалось, история казачества завершилась…

Готовясь к войне против большевиков, гитлеровское руководство достаточно неожиданно для себя обнаружило в покоренной Европе силу, способную и желающую их поддержать. Атаман Петр Краснов, один из видных белых генералов, предложил сотрудничество Германии в деле свержения Сталина. Нашлось и «идеологическое» обоснование: было объявлено, что казаки – не русские, а происходят от готов, германского племени, населявшего Северное Причерноморье в I-III веках. Уже после лета 1941 года была сформирована 15-я казачья дивизия, развернутая позднее в 1-й кавалерийский казачий корпус. Командовал им немецкий генерал Гельмут фон Паннвиц, много лет проживший в России и слывший заядлым русофилом. Казачьи войска активно воевали на Восточном фронте – пол Сталинградом, под Смоленском, обороняли Кенигсберг. Но в основном их использовали для борьбы с партизанами Тито в Югославии, а под конец войны – против итальянских партизан. Краснов всячески стремился сохранить свою независимость и не шел на сотрудничество с Русской освободительной армией генерала Власова, уступив только в начале 1945 года. После разгрома вермахта казаки отошли на запад и сдались в плен англичанам. Однако… Это один из самых позорных эпизодов в истории британской армии: всех сдавшихся казаков, включая женщин и детей, англичане передали в реки НКВД. Их не отправляли в лагеря как, скажем, власовцев: нет, всех их отвезли буквально за несколько километров от места передачи и расстреляли без разбора пола и возраста.

Вот теперь можно поставить точку на истории казачества. Точку, потому что прервалась традиция, одна из многих традиций нашей страны, которые уже не восстановишь. Ибо возникшие в последнее десятилетие повсеместно «казачьи войска», «станицы» и т.д. – это уже не более, чем игрушки взрослых дяденек, часто не нашедших себе места под солнцем. Для возрождения этого действительно интереснейшего явления условий больше нет – и не будет вовеки…